Отчеты о слежке за иностранцами адресованы начальнику полиции и министру иностранных дел, которые постоянно сотрудничают. Как мы уже видели, они включают донесения осведомителей, сведения, полученные от слуг, от держателей питейных заведений (супруги Прево), хозяев домов свиданий и от девиц, нередко высмеивающих своих коллег и клиентов.
Все сие может показаться баснословным, но в следующем донесении я надеюсь предоставить тому убедительное доказательство, получив в руки письмо, написанное сей дамой [графиней Салтыковой] нашему офицеру. К тому же названный г-н Демар попросил у одного из своих приятелей пустить его к себе в дом, дабы иметь больше удобства в общении с дамой, и просьба его будет удовлетворена, а сей самый приятель преданно служит мне и, видя мои сомнения на сей счет (ибо в подобного рода делах всегда требуется изображать сомнение, дабы убедиться в достоверности происходящего), предложил мне подслушать из соседней комнаты разговор любовников. Увидев, сколь уверенно и твердо он говорит, я сказал ему, что довольствуюсь письмом от дамы (6 мая 1763 г.) [67].
Россияне своих соотечественников не щадят:
Граф Салтыков большой русский вельможа, обретающийся в Париже с госпожой своей супругой, заразил венерической болезнью, как все о том утвердительно говорят, актрису Комической оперы бедняжку Люси. Самому мне о том поведал князь Белосельский. «Никогда еще не видано было, как молвят, чтоб яд за столь малое время причинил столь много вреда, да с трудом верится, чтоб она смогла перенести воздействие снадобий. По правде говоря, дворянину следовало бы иметь больше человечности». И впрямь, его одноземцы редко располагают сим качеством (11 сентября 1761 г.) [68].
Многие сведения о происхождении, титулах, чинах и заслугах русских настольно подробны и точны, что встает вопрос: кто их поставляет? Видимо, в первую очередь те, кто долго жил в России. Таков Николя-Габриель Клер (Леклерк), в течение многих лет личный врач графа Кирилла Разумовского, затем профессор Сухопутного кадетского корпуса. В жительство свое в Петербурге в 1769–1775 гг., во время войны между Россией и Турцией, он поставлял секретные сведения французским и шведским дипломатам [69]. Вернувшись на родину, он предложил свои услуги МИДу и написал «Историю России». Сотрудничал ли он полицией? Прямых доказательств этому нет, но внимание привлекает отчет от 1 ноября 1776 г., посвященный приезду в Париж старшего сына Кирилла Разумовского, Петра [70]. В донесении полиции так много сведений о семье, о русской истории, политике и культуре, что кажется вполне вероятным, что поставлял их Леклерк. Но он сам отчет не писал, ибо упоминается в нем. Автор или осведомитель явно жил в Москве, карьеру не сделал и затаил обиду.
Разумеется, сведения также поставляют литераторы, завсегдатаи светских салонов. Ленуар в своих воспоминаниях поминает некоего юного и бедного писателя, вхожего в особняк д’Обюссон и регулярно писавшего донесения [71]. Роберт Дарнтон упоминает многих писателей, сотрудничавших с полицией, в том числе будущего деятеля Революции Жан-Пьера Бриссо де Варвиля, шевалье де Муи и даже Луи-Себастьяна Мерсье.
Можно выделить четыре типа сведений о «русских парижанцах»: фактографические (в такой-то день имярек был в таком-то салоне, в театре, в гостях), биографические (обычно довольно точные, хотя полицейские зачастую путают членов больших семей), нравоописательные и политические (хотя русские не слывут заговорщиками, в отличие от ирландцев). Рассказы об их любовных похождениях частенько ироничны и забавны.
Под пером полицейских вельможи и актерки ведут себя как персонажи комедий, состязаются в остроумии и хитростях. Об этих приключениях мы подробно рассказывали в наших статьях [72], а потому приведем лишь самые примечательные.
Генерал Михаил Яковлев понудил девицу Файон переселиться к себе, оплатил ее долги, выкупил заложенные ею за 60 луидоров наряды и не выпускал из дома, «уговаривая предаться неслыханным наслаждениям». Когда она отказалась, он оставил у себя всю ее одежду в возмещение расходов и выпроводил из дому в тапочках и постельном покрывале (9 марта 1764 г.) [73].
Русский граф Боборыкин [Bouraquinois], коего граф Бутурлин представил актрисе Итальянского театра Бопре, отужинал с ней, но не удовлетворил, ибо после того, как воспользовался ею как хотел, счел, что щедро вознаградит ее пятнадцатью луидорами. Но девица, напротив, выказала недовольство, обрушилась на него с бранью, крича, что она-де в ладах с полицией, что она научит его удовлетворять ее иным способом и все такое прочее, из чего он вынес низкое мнение о воспитании наших актрис. Потому он объявил Брисо, что впредь будет посещать только ее заведение, дабы избежать споров об оплате (28 августа 1767 г.) [74].
Граф Апраксин, который вот уже две недели как опекает девицу Шедевиль, танцовщицу кордебалета в Опере, тем не менее захотел полакомиться насчет девицы Сюави, танцовщицы того же спектакля. Я не знаю, чего это ему стоило, но есть все основания полагать, что он остался ею недоволен, ибо во всеуслышание заявляет, что она хороша лишь на театре (13 февраля 1761 г.) [75].
Русский князь гетман Разумовский [prince de Razomowky], видом и статью напоминающий резвого скакуна, посетил 16 числа сего месяца девицу Грекур, коя не на шутку обрадовалась, вообразив, будто имеет дело с недюжинным силачом, но крепко обманулась в своих ожиданиях, ибо, как она уверяет, не только потребен микроскоп, дабы узреть его прелести, но вдобавок, вопреки пословице «мал золотник, да дорог», тот выдохся после первой скачки и никакими ухищрениями ни вздоха более от него нельзя было добиться. Воистину, много гонору, да мало толку. Десять луидоров послужили ей в утешение (22 ноября 1765 г.) [76].
Полицейские подражают авторам комедий, мечтающим исправлять нравы смехом (Castigat ridendo mores). Однако граф Кирилл Разумовский об их писаниях не ведает и остается самим собой. Согласно донесению от 1 ноября 1776 г.,
Бывший гетман умеет здраво рассуждать, чем можно было бы воспользоваться, не будь его образование столь несовершенно. Но что говорить об образовании в стране, где не находят лучшего способа научить детей иноземным языкам, как приставив к ним людей, кои оных не знают, благопристойности не имеют и в науках не сведущи! [77]
Однако осведомитель сосредотачивается на событиях 1750–1760‑х гг. С той поры Кирилл Разумовский во Францию не приезжал. Возможно, выражение «чем можно было бы воспользоваться» намекает на попытки французских дипломатов сблизиться с ним и предложить создать независимое казачье государство [78].
Как пишет Мерсье в утопическом романе «Год две тысячи четыреста сороковой. Сон, которого, возможно, не было» (1771),
полиция была тогда еще весьма несовершенна. Шпионаж был главным прибежищем этого слабого, мелочного, неуверенного в себе правления. Обычно шпионы более руководствовались злобным любопытством, нежели мыслью о всеобщей пользе [79].
Сатира – не свидетельство, даже если Мерсье знает толк в деле. На протяжении века французская полиция изменила методы расследования и воздействия. Силы правопорядка становились все более профессиональными. Внимательная опека сменила подслушивание под дверью (или под окном), подробные отчеты вытеснили сухие донесения. Осведомители не ограничиваются слежкой и слухами. По мере возможности полиция воспитывает иностранцев. Даже если это не всегда приносит плоды, намерения благие. Россияне, приехавшие в Париж наслаждаться жизнью, узнают правила светского поведения.
Полицейские дела позволяют нам исследовать круг общения русских в Париже и понять, как создается репутация в столице Просвещения, в столице французской Европы.