После официального визита Петра І в 1717 г. [80], Париж стал местом паломничества для россиян. Тредиаковский обожествляет город, Фонвизин высмеивает, но никто не остается равнодушным. Как магнит, он влечет аристократов и авантюристов, игроков и торговцев. Их путевые дневники, письма и мемуары подробно описывают их пребывание в городе. Полицейские донесения дополняют их, позволяют лучше представить себе их дела и досуги, круг знакомств, излюбленные места. Иными словами, становятся ли они истинным «парижанцами» или не принимают французский образ жизни.
Кто же эти шестьсот с лишним подданных Российской империи, посетивших Париж с 1729 по 1791 г., появляющиеся в полицейских донесениях? Полный список фамилий, зачастую перевранных, есть в указателе французского издания этой книги. Здесь мы дадим небольшой социокультурный очерк, не претендующий на полноту. Подобная работа была уж проделана Владимиром Береловичем, который, опираясь на дела о выдаче паспортов в АВПРИ и записки русских путешественников во Францию (а не только в Париж) в 1756–1812 гг., составил список из двухсот имен, исключительно мужчин [81].
Для начала кратко представим политический и дипломатический контекст русско-французских отношений в век Просвещения. Первому официальному визиту русского государя во Францию в 1717 г. предшествовали тайные переговоры, которые вел при версальском дворе в 1705–1706 гг. Андрей Матвеев, русский посол в Гааге. Дипломат добивался французского посредничества для окончания Северной войны и предложил заключить прямое торговое соглашение между двумя странам. В своих записках Матвеев описывает церемонию представления государю, структуру королевского двора, придворные обряды и обычаи, парижские достопримечательности [82], но ничего не говорит ни о своих знакомствах, ни об учении (он значительно улучшил за год знание французского языка) [83]. Отметим существенное несовпадение русского и французского дипломатического этикета в XVII веке: стольник Петр Потемкин полагал, что все расходы по его пребыванию во Франции в 1668 г. должен нести принимающий двор, так как это было тогда принято делать в отношении иностранных послов в России, и добился этого [84]. На Матвеева, приехавшего инкогнито из страны, с которой Франция находилась в состоянии войны [85], это правило не распространялось. По-видимому, французские газетчики и мемуаристы не обратили внимания на его тайную миссию, чего Матвеев и желал. Разумеется, когда в Париж приехал сам Петр І, о нем без устали писали французские газеты [86], рассказывали в письмах, дневниках и мемуарах, в том числе герцог де Сен-Симон [87]. Но полицейских донесений начала века нет в архивах.
Очень много отчетов о приезде в Париж графа Михаила Воронцова. В отпуске с конца 1745 г. вице-канцлер и свойственник императрицы Елизаветы Петровны путешествует по Европе с женой и дочкой и с 15 по 26 мая 1746 г. осматривает Париж. Его вояж более всего напоминает почетную ссылку. Летом 1744 г. канцлер Бестужев, сторонник союза с Австрией, которая воюет с Францией, перехватывает тайную переписку маркиза де ла Шетарди, отправленного послом в Россию, и добивается его высылки. Доверенное лицо императрицы, медик Иоганн Герман (Жан-Арман) Лесток, попадает в опалу. Михаил Воронцов тщетно ищет сближения с Францией.
Граф приезжает в Париж как частное лицо, но слухи возводят его в ранг посла [88]. В разгар Войны за австрийское наследство правительство, высший свет и дипломаты оказывают ему радушный прием. В списке посетителей, явившихся к Воронцовым с визитом, значатся принц Карл Александр Лотарингский, кардинал де Тансен, морской министр граф де Морепа, посланники союзников Франции Пруссии, Австрии и Швеции, а также Дании, Португалии и Голландии. Русский посланник Алексей Гросс сопровождает супругов в Тюильри, на мануфактуру Гобеленов, в Дом инвалидов, Валь-де-Грас, Оперу и Лувр. Наконец, 24 мая 1746 г. Воронцовы были официально представлены в Версале королеве, дофину и его супруге. Король Людовик XV находился во Фландрии, где французская армия под командованием Морица Саксонского осаждала город Турне. «Их приняли чрезвычайно благосклонно, давали водное представление, они были в Трианоне, плавали по каналу на королевских шлюпках и вечером воротились в Париж» [89]. Частный визит предстает как дипломатическая миссия.
В 1782 г. приезд в Париж великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны проходит по тому же сценарию, но с гораздо большим размахом. Франция хочет выказать уважение наследнику престола. Августейшие супруги, путешествующие по Европе под именем графа и графини Северных, прибывают 18 мая и проводят месяц в столице. Они очаровали Версаль и Париж изысканными манерами и вкусами, образованностью, желанием понравиться, узнавать новое.
Согласно составленным полицией спискам от 24 и 25 мая 1782 г., к ним явились засвидетельствовать свое почтение более ста пятидесяти человек, цвет французской и вообще европейской аристократии [90]. Об их пребывании в Париже по горячим следам написал Александр-Жак дю Кудре [91]. Граф и графиня Северные получили королевские дары из мануфактуры Гобеленов, Севрской мануфактуры и мастерской краснодеревщика Анри Жакоба. Эти драгоценные вещи, а также коллекция гравюр, приобретенная у Жан-Батиста Грёза, заняли почетное место в Павловском императорском дворце [92]. Визит августейших путешественников положил начало русской моде во Франции.
Прекрасный пол – сильный пол?
Приятно, что Анна Воронцова и великая княгиня Мария Федоровна понравились столице и двору, а княгиня Дашкова – философам. Но действительно ли женщины способствовали развитию русско-французских связей – культурных, торговых и политических?
Князь Михаил Щербатов утверждал в памфлете «О повреждении нравов в России» (ок. 1786 – 1787, опубл. 1870), что из‑за сластолюбия и роскоши, из‑за подражания Европе «достигла Россия до разрушения всех добрых нравов», и возлагал вину в первую очередь на женщин. Однако он всего лишь выворачивает наизнанку аргументы Монтескье, который писал в трактате «О духе законов» (1748, кн. XIX, гл. XIV), что женщины помогли Петру І привить в России европейские нравы и обычаи:
Он и сам видел, как легко совершались эти перемены. Женщины были затворницами и в известном смысле рабынями. Он призвал их ко двору, велел им одеться по немецкой моде, он сам посылал им материи на платье, – и женщины тотчас же полюбили новый образ жизни, столь благоприятствовавший развитию их вкуса, тщеславия и страстей, и заставили полюбить его и мужчин [93].
Но парижская полиция уделяла мало внимания женщинам. В донесениях появляются всего 56 русских дам (9,42% от общего числа приезжих). Жены и дочери путешественников, о которых редко упоминалось в отчетах, пребывали в тени своих мужей и отцов. Дамы редко отправлялись в странствия в одиночку. Такой вояж могли себе позволить лишь богатые вдовы, женщины, заботившиеся о воспитании своих детей (княгини Екатерина Дашкова и Варвара Шаховская). Как правило, они путешествовали с компаньонками или приятельницами.
Некоторые дамы наделали шуму в Париже и привлекли внимание полиции. Как мы видели, графиня Мария Салтыкова, взбешенная распутством своего супруга, посланника Сергея Салтыкова, подцепившего венерическую болезнь, завела любовника-офицера, с которым встречалась в карете (май 1763 г.) [94].
В том же духе полиция описывает супругов Петра и Марию Бутурлиных, которые провели в Париже осень и зиму 1763 г. перед тем, как переехать в Испанию:
Сии супруги часто давали повод говорить о себе, но редко их поминали добрым словом – как из‑за испорченного нрава мужа, его долгов и мошенничества, так и по причине скандального распутства жены, и сего поведения они придерживались во всех странах, где только жили, что и стало причиной графова отзыва из Мадрида.
Дошедшая до российской императрицы молва сподвигла государыню заключить графиню Бутурлину на некоторое время под стражу [95].
Однако полиция пишет это в 1778 г., а Мария Бутурлина умерла в 1765 г., до того, как семья вернулась в Россию. Что касается донесений за 1763 г., то в них упоминается только муж.
Когда графиня Софья Разумовская