Она думала о том, как так бывает. Неужели правда все, что в сказках? А если правда, то почему говорят, что это сказки? Она рассказала об этом отцу. Отец смеялся и называл ее сумасбродкой и синичкой-вертишейкой. Вечером, когда они возвращались домой, ей хотелось, чтобы чудо повторилось. Казалось, они с отцом стояли на месте, а все неслось им навстречу: дорога, дома, деревья, небо. Все летело мимо, не касаясь их… «И думаешь, мне повезло? Ничего подобного…»
Он подошел совсем неслышно:
— Привет!
Мария встрепенулась и с улыбкой ответила:
— Привет!
— О, — произнес я, не открывая глаз: по голосу я сказал бы, что это Сверчок.
— Так вы знакомы?
— Еще бы, — заметил Сверчок, — мы уже год, как учимся в одном классе.
— Вот как! — Мария рассмеялась.
Я приподнялся на локтях и удивленно взглянул на нее.
— Что слышно, Сверчок?
— Ах, — вздохнул он, — почти ничего. Марьяна убили. Вы уже знаете?
— Читали в последнем номере «Порочевальца», — ответил я.
— Он был чуть ли не один. Если платить по принципу «один за одного», битва проиграна. Этих зеленых тварей больше, чем травы.
— Не в этом дело, — сказала Мария.
Сверчок не ответил. Он нервно обрывал траву вокруг себя.
— Ты какой-то взмыленный, — заметил я. — Что с тобой?
— Да, — сознался он, — мне как-то не по себе. Я слишком много философствую. Мне теперь даже звезды причиняют боль. Сейчас, осенью. В один прекрасный день я спросил себя: быть может, люди тоже планеты, вращающиеся вокруг Солнца? Движутся, кружатся, приближаются и отдаляются. Иногда встречаются, но не могут достать до Солнца, хотя оно их к себе притягивает. Таков закон Вселенной. И если так, то… тогда и я не более как одна из планет и мне тоже не суждено коснуться солнца.
Я поднялся и стал с интересом прислушиваться.
— Нет, — продолжал он, глядя на свои пальцы, обрывавшие траву, — нет, сказал я себе, люди не должны быть как планеты. Люди — это миры, каждый для себя, а не планеты. Они сами творят свой путь, сами создают законы. Такой мир — это я, и ты, Нико, и ты, Мария, и мой отец. Каждый чем-то отличается от других. И несмотря на это, мне кажется, что я плаваю в пустоте, не зная, куда меня уносит. Да нет же, говорю я себе, я не должен допускать, чтобы меня уносило. Я сам свой мир, и, если встречаются два таких мира, это и в самом деле должно стать встречей двух миров. Какой будет эта встреча, решу я сам. Я легко влюбляюсь и начинаю ненавидеть, быстро впадаю в тоску и становлюсь мечтателем — это мое право, но я должен сознательно относиться к самому себе. И несмотря на это…
— Если можешь, не порти траву, — попросила Мария.
— Какой поток красноречия! — улыбнулся я. — Правда, немного вымученный. Откуда это ты в таком настроении?
— Я был на той стороне. Мне стало скучно. Я переплыл реку и наткнулся на вас.
— Так что же ты болтаешься здесь, — я не на шутку обозлился, — и мешаешь отдыхать честным людям?
— Мне было скучно, — ответил он, — и потом, мы с Марией договорились встретиться.
Мария покраснела.
— Сверчок, ты…
— Что поделаешь, — перебил он ее без тени улыбки, — договорились, это факт. Ты сказала, чтобы я пришел на Любляницу. И что ты меня познакомишь с одним парнем, которого хорошо бы связать с…
— Нахал, — воскликнула она сердито, — ух, какой ты противный!
— И я пришел, подчиняясь дисциплине, — продолжал Сверчок с отсутствующим видом, — чтобы найти тут этого старого гада из седьмого класса. «Ну-ну, — сказал я себе, — прекрасно! Тем лучше, по крайней мере свяжу этих двоих». Но к сожалению, я забыл прихватить епитрахиль.
Я вытаращил на него глаза, ничего не понимая, с трудом сдерживая смех. Он смотрел на воду, продолжая терзать траву. Лицо его сейчас казалось еще более помятым, чем обычно.
— Да, — сказал я, — в самом деле жаль. Только ты не совсем прав. Мария ведь меня не любит.
— Помолчи, — сказала Мария и опять загадочно улыбнулась.
— Пошли в воду?
— Пусть так, — мрачно согласился Сверчок. — Пошли в воду!
И мы все трое бросились в реку. Мы плескались, хлопали по воде руками, облака брызг летели нам в глаза. И на четверть часа с этого места разбежались все рыбы и не было здесь никакой войны. Когда мы, окоченевшие, выбрались на берег, Сверчок стал прощаться.
— Аддио. Смотрите не ссорьтесь из-за меня.
Мы улеглись рядом на песок лицом вниз, опустив головы на скрещенные руки. Солнце все еще припекает, хотя день уже клонится к вечеру. Мария выпростала одну руку и положила ее мне на затылок.
— Ты сердишься?
Я тоже протянул руку и погладил ее по волосам.
— За что?
— Я не сказала тебе, что собираюсь познакомить тебя со Сверчком.
— Нет. За это я не сержусь. Ты ведь не умеешь лгать.
— Это правда. Разве только чуть-чуть. Но ты сам виноват. Ты мог бы мне довериться.
— А что значит это твое «чуть-чуть»?
— Что? Да вот как сейчас. Иногда ложь заключается в том, что человек о чем-то умалчивает.
— Это верно. В таком случае я страшный лгун. Я до сих пор не рассказал тебе то, в чем давно должен был сознаться.
— А в чем? О чем ты умолчал?
Я все еще чувствую ее маленькую ладонь на своем затылке. Если я скажу, она уберет руку, подумал я с ужасом.
— Я был у Анны.
— Ну и что ты там делал?
— Я с ней спал.
Она не ответила. Я только ощутил, как птичка на моем затылке затрепетала и улетела. Я снова почувствовал солнце. Невыносимо горячее по сравнению с легкой прохладой ее ладони.
— Это правда. Один-единственный раз. С тех пор прошло уже полгода. Вот что я должен был тебе сказать.
Она молчит. Я не решаюсь поднять голову, не решаюсь взглянуть на нее.
— Ты поэтому был такой странный последнее время? — Голос ее звучит ровно, но из него как бы исчезли все краски.
— И поэтому тоже.