Нынче не станет меня,
Но не плачьте вы надо мною.
Нынче, к исходу дня,
Упьюсь тишиною.
…Когда ты к людям пойдешь,
Да будет взор твой лучист,
Как небо меж туч;
Когда ты к людям пойдешь,
Да будет голос твой чист,
Как звонкий ключ.
Когда ты к людям пойдешь,
Каждое слово пусть
Будет как чаша вина.
Разве, спетая наизусть,
Наша полынная грусть
Здесь или там нужна?.. [3]
Воспоминание о Сверчке остается с его товарищами, как скупой луч зимнего солнца, упавший на люблянский тротуар за минуту до его гибели: чем холоднее и мрачнее жизнь в оккупированном городе, тем светлее память о друге. Пользуясь правом старшего, Сверчок приказал Нико спасать ценные документы, а сам остался прикрывать его отход, зная, что неминуемо погибнет. Сверчок завещал Нико жизнь, верность общему делу, любовь к Марии… «Передай привет Марии», — назывался фильм, поставленный по роману.
«Поминки» — роман-исповедь, написанный от лица Нико Кайфежа. Между тем первоначальный авторский замысел «Поминок» был иным: рассказ об одних и тех же событиях, чередуясь, вели три героя — Нико, Мария и отец Нико Петер Кайфеж. Постепенно в процессе создания книги на первый план выдвинулся Нико, и роман принял форму его дневника. Очевидно, именно этот герой оказался в конце концов наиболее важным и интересным для писателя. И не только потому, что Нико остался в живых и ему надлежит продолжать дело погибших. Нико Кайфеж дорог автору тем, что его характер складывается на глазах у читателя, тем, что путь его духовного созревания долог и труден, порой мучителен для него самого.
Нико переживает разнообразные и противоречивые влияния. С одной стороны — его отец Петер Кайфеж, «железнодорожный кондуктор на пенсии», как гласит аккуратная табличка, прибитая у входа в скромный домик с палисадником в предместье Любляны. Заботы старика Кайфежа ограничены узеньким мирком хозяйства, семьи и Общества покровителей домашних животных, ревностным членом которого он является уже много лет. Такие потрясения, как вторая мировая война, как оккупация родного города фашистами, проходят как бы мимо его сознания. Единственное, что может вывести из равновесия постоянного читателя газеты «Мелкий собственник», — это нарушение границ его, Петера Кайфежа, крошечного государства. Ничем не отличаются от отца старшие дети — Антон, покорно отслуживший свой срок в старой югославской армии, а после поражения Югославии отсиживающийся дома, и Филомена, охотно принявшая под свой кров итальянского офицера.
С другой стороны — книги, размышления, беседы с товарищами… Да, Нико совсем иной человеческий тип, чем его родные. Но трудно сказать, каким бы он стал, если бы молодость его пришлась на другое время. Если бы не война, не движение народного сопротивления, родившееся в первые же дни оккупации и неуклонно нараставшее, движение, увлекшее за собой Нико и перевернувшее его представления о жизни, о людях, возможно, Сверчок так и остался бы для него лишь забавным гимназистом, который умел шевелить ушами, учитель Тртник — чудаком, а приятель отца носильщик Йосип — добряком, знающим толк в выпивке.
История Нико — история «воспитания чувств» современника Бено Зупанчича, история о том, что́ дало время испытаний молодому человеку. Он рвется прочь от мира своих родителей. Этот мир вспоил его горькой ненавистью. «Надо разрушить эти призрачные мирки, состоящие из домиков, садиков, курятников и голубятен», — думает Нико. Но вряд ли он пошел бы дальше бессильной ненависти к внешним атрибутам мещанства, если бы не влияние друзей по подпольной борьбе. А не вступить в эту борьбу мало-мальски мыслящий молодой человек просто не мог, потому что борьба была действительно всенародной. Город кишит итальянскими и немецкими частями, свирепствует слепой террор, ежедневно хватают и расстреливают десятки заложников, чуть ли не каждый дом — под наблюдением полиции. Так жила Любляна в начале войны. И в те же дни в Любляне регулярно выходила газета Освободительного фронта «Словенски порочевалец», в начале 1942 года появился сборник стихотворений Матея Бора «Одолеем бурю», нелегально печатались и другие книги.
Незнакомая девушка предупреждает подпольщиков о приближающейся опасности, неизвестные люди, рискуя быть схваченными полицией, подбирают раненого Нико и ведут его через весь город, подпольщица, по прозвищу Кассиопея, провозит оружие в коляске своего грудного ребенка, старик Йосип не уступает дорогу итальянцу и гибнет на пороге дома своих соседей… Юноша с душой, открытой навстречу жизни, со склонностью к анализу и к самоанализу не мог не видеть, не замечать этого, не мог не сделать выводов.
Зупанчич показывает и неоднородность движения антифашистского Сопротивления в Югославии, сложность его путей. Примечателен эпизод, когда Сверчок приходит к руководителю городской организации Сопротивления поговорить о Нико, по легкомыслию нарушившем правила конспирации. Не будь этого разговора, возможно, судьба Нико Кайфежа сложилась бы совсем иначе. Доверие товарищей, благородство Сверчка, любовь Марии, помощь незнакомых людей дают Нико силы выдержать тюрьму и совершить побег. И граната, брошенная им на порог родного дома после неудавшегося объяснения с родными, символизирует полный, недвусмысленный разрыв героя с прошлым, со своей средой.
Зупанчич вовсе не сторонник теории неизбежной вражды поколений, схватки «отцов и детей». В его представлении баррикады разделяют людей, способных отказаться от эгоистических побуждений, понять другого, и мещанина, которому мир безразличен или враждебен. «…Все вокруг, весь мир только и ждет случая, чтобы вас облапошить, — утверждает старый Кайфеж, этот, по выражению учителя Тртника, «трагический экземпляр». — Все так рассчитано, чтобы отнять у вас или дом или сад. Если не сразу, так понемногу: сегодня деревце, завтра скотинку… Я это не выдумал, поверьте! И, как полагается, дорого заплатил за науку…» Вот эта человеконенавистническая психология (недаром, по убеждению Нико, его папаша гораздо больше любил животных, чем свою семью) и отталкивает Зупанчича и его любимых героев от мещанства.
Мещанство не только смешно и отвратительно. Оно опасно своей беспринципностью, антигуманностью, агрессивностью по отношению к окружающему миру — утверждает своим романом писатель. И, как не без оснований полагает видный словенский литературовед Франц Задравец, название «Поминки», кроме заложенного в нем высокого смысла — поминовения борцов, погибших за свободу, несет в себе еще одно значение. Писатель хотел бы, чтобы его книга звучала как отходная мещанству — потребительскому отношению к жизни, мелкобуржуазным предрассудкам, умственной и эмоциональной ограниченности, приспособленчеству.
Двойной смысл, заложенный в названии, нашел отражение в художественной структуре романа.
Люди подполья изображены поэтически, с какой-то особой задушевностью. Каждый участник Сопротивления — будь то рядовой боец или бескомпромиссный руководитель, известный под кличкой Тигр, — это целый своеобразный мир мыслей, чувств, стремлений, максимально активизировавшийся в жестоких