— Да, — спокойно согласилась Джессамин. — И этот охотник подножку поставил одному из стражей. — Она улыбнулась — и я вдруг почувствовал гордость: после келла’мира дух у неё окреп, несмотря ни на что.
— Я могу сшить перчатки, мама, — сказала Беска. — Если позволишь.
Сорка тепло улыбнулась дочери:
— Бес ловкая. Поручим ей.
— Не знаю, как расплатиться, — сказала Джессамин.
Сорка нахмурилась:
— Мы не платим друг другу внутри клана. Каждый вносит свою долю — чтобы всем было чем греться и что есть.
— Значит, и мне надо найти, чем быть полезной.
В углу девушки зашептались и хихикнули; я глянул — и смех оборвался.
— Дайте ей всё необходимое, — сказал я, переводя разговор: в животе скрутило от тона в шатре.
Джессамин не из нашего клана и останется лишь на зиму — роль на неё никто возлагать не будет. Если возложить, это уже признать её «своей». Потому-то и хихикали — высмеивали её желание помочь. Но я не позволю смеяться над тем, кто стремится быть полезной — пусть даже гостья.
— Да, лорд Редвир. Можете идти.
Я нахмурился — с чего это мной распоряжаются? Сорка пояснила:
— Мне нужны мерки. Потом она примерит несколько платьев — посмотрим, что сядет.
Тепло поползло по груди и к шее — стоило мне представить, как Джессамин раздевается. Я резко развернулся и бросил через плечо:
— Бес, проводишь её в мой шатёр, когда закончите.
— Слушаюсь, мой лорд.
Я вышел — нужен был воздух. И Безалиэля найти: пора планировать переход.
Глава 8. ДЖЕССАМИН
Сорка распустила всех зверо-фейри, что при мне вышивали и сшивали ворох нарядов.
— Думаю, нам пригодится немного уединения, — сказала она, когда те вышли.
— Я ценю это.
Было очевидно: прочие женщины моему появлению не рады. Я понимала — чужачка, да ещё светлая, — но всё же хотелось, чтобы меня не недолюбливали так явственно.
— Можно мне остаться, мама? — спросила девочка с милым личиком и парой рогов, красиво выходящих из каштановых волос.
— Нет, милая.
— Ну пожа-а-алуйста…
— Я не против, — вмешалась я. — Беске всё равно снимать мерки с моих рук для перчаток.
— Видишь, мама, она права, — глаза у Бес были оранжевые, в веснушках по переносице.
— Ладно. — Сорка кивнула мне на деревянную стойку, где на колышках висели платья. — По росту найду, но вот лиф, думаю, придётся подогнать.
Это прозвучало не грубо: у зверо-фейри женщины выше ростом и тоньше сложены, чем мужчины их клана; стройные. А я — поплотнее.
— Посмотрим… Это должно быть как раз. Я добавила меховую окантовку к круглому вырезу — для тепла.
Дома, в Мородоне, я носила тонкие шелка с вышивкой водяных лилий и морских тварей. Климата хватало, чтобы не думать о тепле. Доехав до Пограничья, я уже успела обменять изящное платье на практичное, да и прикупила ещё пару таких же — простых, домотканых, с лифом; меняла сорочку каждый день, платья стирала дважды в неделю.
Но такого наряда я не представляла. Платье — целиком из мягкой выделки, окрашенной в бледно-зелёный, а внутренняя шерстяная подкладка — зеленью погуще. По кругу выреза — кайма из самого нежного буро-белого меха; таким же мехом обшиты манжеты длинных рукавов. Платье единое, но юбка вшита иными полотнищами, чем верх.
— Закончила его всего несколько дней назад. Горжусь.
— И есть чем. Чем вы красили кожу в такой цвет?
— Листья бузины растираются в пасту; если смешать её с олениным салом, получается и краска, и смягчитель. — Она указала на мех. — Это горный заяц. Всё сырьё собираю весной и летом. Осенью и зимой шью и вышиваю, обучаю девчат из гильдии.
Она стала распускать шнуровку на спине платья. Я не стеснялась: быстро разделась — сняла фартук, развязала свой лиф. Отложив на стол, стянула платье через голову — и заметила, что Бес пялится на меня.
— Беска, не будь невежей.
Девочка поспешно уткнулась в пол.
— Всё в порядке, — рассмеялась я. — Догадываюсь, скалд-фейри ты ещё не видела.
Она подняла голову и покачала ею:
— У тебя нет рогов. И кожа такая белая. Волосы — как спелая слива. А руки… странные — с кожей меж пальцев.
— Бес! Так нельзя. Она и нас может считать странными, но не говорит об этом, — одёрнула её Сорка.
Я улыбнулась и протянула Бес руки:
— Можешь посмотреть, если хочешь. Межпальцевая кожа мягкая, но крепкая.
— Зачем она? — шёпотом.
— Говорят, это наследие от нашей прародительницы — богини моря Немии. Такие перепонки есть и на пальцах ног. Плавать помогают. Я плаваю очень быстро, — подмигнула я.
Глаза у Бес округлились:
— А я не умею. Ты научишь?
— Детка, зимой мы не купаемся, — мягко одёрнула мать.
— Но летом она научит. Когда мы вернёмся в Ванглосу.
Мы с Соркой встретились понимающими взглядами. Летом меня здесь уже не будет.
— Без нижней сорочки сядет лучше, — сказала Сорка, кивая на сорочку, что ещё была на мне.
Я сняла её через голову — осталась в одних сапогах. Сорка присела, распахнула платье ниже, к полу:
— Вступай. Я зашнурую. Посмотрим, что подгонять.
Я скользнула в платье, выдохнула от роскоши подкладки на голом теле:
— У вас такая мягкая шерсть. Совсем не колется.
— Спасибо. Мы стараемся, чтобы ткань была и крепкая, и удобная.
И снова я мысленно одёрнула себя. Про зверо-фейри, живущих так далеко от Мородона, я почти не думала. Когда меня нашёл Редвир, я гадала, каков его клан. Увидев шатры, решила, что здесь и роскоши — ни крошки. Ошибалась. Я стояла в, пожалуй, самом красивом и ладном платье из всех, что носила. По вырезу шла тонкая вышивка плюща, подчёркивая линию.
— Кажется, ничего подгонять не придётся, — сказала Сорка, затягивая шнуровку. — Не жмёт?
— Плотно, но очень удобно. — Я глянула вниз: грудь чуть приподнялась в круглом вырезе — не сильнее, чем в моём прежнем лифе. — Оно чудесное.
Я повернулась к Сорке — и Бес ахнула:
— На тебе оно просто сказка. Мама, будто ты его для неё шила.
— Именно так, — улыбнулась Сорка. — Похоже, Ивензель вела мою руку для тебя, Джессамин.
— Ивензель? — провела я ладонями по бёдрам. — Кто это?
— Наша богиня очага. Богиня тёмных фейри. Не слышала?
Я покачала головой:
— Боюсь, отец позволял учить только богов моря и вод. Он был строг и следил, чтобы наставники не выходили за пределы нашего мира.
Губы Сорки сжались; взгляд стал сочувственным:
— Понимаю. Пока ты здесь, я с радостью расскажу всё, что захочешь.
— Я… даже не знаю, как благодарить, — сказала я искренне. — Вы встретили меня очень тепло.
— Лорд Редвир огорчился бы, если б я поступила иначе, — усмехнулась она. — Но мне приятно сделать так, чтобы ты чувствовала себя как дома, пока ты у нас. Давай снимем мерки рук под перчатки. И ноги — твои сапоги добротные, но, боюсь, без тёплой подкладки.
— Верно. Я думала, пальцы отвалятся, когда… когда Волк меня нашёл.
Я села на табурет. Мне нравилось, как платье длиной до щиколоток облегает фигуру; подкладка дарит тепло и уют. И при этом ничего не стесняет — юбка свободно ложится складками. Платье из Пограничья рядом с этим казалось чужой грубой тряпкой.
— Платье старое оставлю до конца зимы, — сказала я, стягивая сапоги и тонкие чулки.
— Разумеется. Я велю его выстирать и отложить тебе.
— Иди сюда, Бес. Знаю-знаю, тебе не терпится разглядеть мои «странные» пальцы на ногах, — поддразнила я.
— Они не то, чтобы очень странные… — пробормотала она, тараща глаза на перепонки; щёки у девочки порозовели.
Мы с Соркой засмеялись: видно было, как Бес изо всех сил старается не выглядеть ошарашенной.
— Где этот зимний стан? — спросила я. — В Гаста-Вейле?
— В нескольких днях к северо-западу, ближе к предгорьям Солгавийских гор.
— Не понимаю, почему на зиму вы уходите дальше на север.
Сорка улыбнулась:
— Гаста-Вейл — особое место. Глубокая долина между двумя высокими вершинами. Её берегут склоны от ветров и от больших снегов. Там широкая речка — рыба есть, а на плато — дичь. В наших низинах, в Ванглосе, снега может навалить по грудь. А в Гаста-Вейле — вроде убежища.