Русские не сдаются. Жизнь за Россию - Николай Викторович Стариков. Страница 13


О книге
и власти отец нашего героя начал задумываться о… смещении царя. Разумеется, для укрепления монархического начала! Игнатьев-старший «сознавал ничтожество» Николая II и «…мечтал о “сильном” царе, который-де сможет укрепить пошатнувшийся монархический строй… Как далеко зашел отец в осуществлении своих планов дворцового переворота — я не знаю» [56]. Слухи о его планах могли дойти до верхов, и тогда использование «революционеров» для устранения неугодного политика представляется Игнатьеву возможной версией трагедии.

Добавьте к этому личный опыт разведчика, который видит отношение французов и англичан, которые хотят, чтобы основную тяжесть борьбы с Германией несла Россия, и царское правительство этому потворствует. Как показала дальнейшая история, Николай II оказался окружен предателями, английскими шпионами и дураками. Всех было много в его окружении, мало было умных патриотов, которые были бы готовы умереть за Россию и за своего государя. «Бардак» в военных закупках, желание нагреть руки на поставках, коррупция в Петербурге, странные решения и удивительное поведение российской власти. Все это полковник Игнатьев видел, что называется, своими глазами. Например, он описывает такую ситуацию. Он получил задание поставить артиллерийские снаряды, в которых русская армия испытывала огромный голод.

Чтобы был понятен масштаб: Игнатьеву поручили найти 1 млн снарядов. В арифметике Первой мировой это значило следующее. В самом начале войны, когда она еще только уперлась в траншеи и проволочные заграждения, перейдя из маневренной войны в окопно-позиционнную (декабрь 1914 года), французы рассчитывали, что на фронте в полтора километра им необходимо за сутки выпустить двадцать три тысячи снарядов и оборона противника будет сметена и подавлена. Всего через три месяца (февраль 1915 года) такая атака требовала уже семидесяти тысяч снарядов. Но при этом германская оборона устояла, а французы забуксовали на второй линии окопов. Еще через два месяца (апрель 1915 года) уже немцы при подготовке атаки выпустили на фронте в шесть километров до пятидесяти тысяч одних только тяжелых снарядов и при этом не смогли прорвать французскую оборону [57].

Игнатьев нашел поставщика снарядов, но тот заявил, что сможет произвести нужное только в случае получения пороха. Производитель пороха в свою очередь заявил, что ему остро не хватает спирта для выполнения заказа. Игнатьев гарантировал получение спирта из России. Дело в том, что в момент начала Первой мировой в России был введен сухой закон. Производство казенной водки свелось к нулю. Спирта было столько, что его просто выливали в реку, о чем графу писала в письме его мать. Но когда Игнатьев гарантировал его покупку французами, цена, предложенная из Петербурга, сначала удвоилась, а потом и утроилась. Тот факт, что спирт нужен для производства пороха, который нужен для снарядов для нашей армии, никто в расчет не принимал. Только телеграмма-молния, в которой русский военный агент Игнатьев прямо описал ситуацию «нет спирта — нет пороха — нет снарядов», привела в чувство государственные органы империи.

Все это не добавляло Игнатьеву симпатий в адрес царствующего монарха. «Я все больше сознавал, что династия, судя по ее последним представителям, не заслуживает почета», — пишет он в другом месте своей книги [58].

Но это еще не все и даже не самое главное. Как известно, первой серьезной катастрофой нашей армии в Первой мировой войне стали окружение и разгром армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии. В первые дни войны русские атаковали германскую территорию. В историографии обычно дело поясняется так: чтобы спасти Париж, к которому рвались немецкие армии, еще не до конца отмобилизовавшись, русские войска спасли французскую столицу, вынудив Берлин перебросить часть своих сил в Восточную Пруссию. Здесь, конечно, впору задать вопрос: а зачем помогать союзнику ценой разгрома своих собственных дивизий? Но в своих воспоминаниях граф Игнатьев ставит вопрос гораздо жестче.

Описывая совещание союзного командования во Франции в 1913 году, он рассказывает, как русский генерал Жилинский стал на карте показывать французскому генералу Жоффру, как в Петербурге планируют помочь союзникам — осуществляя то самое злополучное вторжение в Восточную Пруссию. Реакция французского командующего поразительна.

«…Жоффр, водя пухлой рукой по разложенной на столе карте нашей западной границы, вместо одобрения наступательных тенденций Жилинского, стал убеждать его в опасности вторжения в Восточную Пруссию.

— Это самое невыгодное для нас направление, — доказывал он. — C’est un guet-apens (ловушка), — несколько раз повторял он.

И, слушая в первые дни войны о разгроме в Восточной Пруссии армии Самсонова, брошенной в этом направлении тем же Жилинским, передо мной лишний раз вставал неразрешимый вопрос: где кончается недоразумение и где начинается предательство?» [59]

Предательство! Вот какие мысли возникали у русских военных в то время! И во многом «желание» поменять царя вызывалось именно этим. Так было ли предательство? Полагаю, что было. Собственно говоря, тут и спорить не о чем, так как февраль 1917 года и есть предательство в чистом виде. Другое дело, что для формирования настроения недовольства и оправдания переворота необходимо было обеспечивать неудачный для России ход боевых действий. Гибель армии генерала Самсонова может оцениваться именно так, и военный атташе и будущий сталинский генерал граф Игнатьев именно так ее и расценивал!

Неудачный ход войны обеспечили, заодно ликвидировав угрозу для путча со стороны верных гвардейских частей. В самом начале мировой войны царь совершил колоссальную ошибку, отправив гвардию на фронт. Она несла там потери, но они были не больше и не меньше, чем у других боевых частей, активно воюющих на «линии соприкосновения». Для успеха заговора нужно было максимально физически истребить гвардейские полки, и это было сделано. Страшное слово «Стоход» сегодня мало известно российскому обывателю, между тем именно здесь почти через два года после начала Первой мировой войны все и произошло.

Ход войны вызывал у российского императора много вопросов, в результате в начале сентября 1915 года Николай II принял на себя звание Верховного главнокомандующего, сменив на этом посту великого князя Николая Николаевича. В ходе боевых действий в Восточной Пруссии и Литве в 1914–1915 годах гвардия потеряла около половины личного состава. В ноябре 1915 года гвардейские части были выведены в резерв Верховного главнокомандующего. Это свидетельствует о том, что Николай II осознавал важность гвардии, которая была лично предана престолу. Эти отборные части следовало беречь и бережно использовать на самых важных участках.

Однако отдохнувшие и пополненные за более чем полгода части были направлены в самую настоящую мясорубку. Описание хода боевых действий Первой мировой остается за рамками этой книги, но для понимания ситуации стоит отметить следующее. 15 июля 1916 года гвардия приняла участие «во втором аккорде» знаменитого «Брусиловского прорыва». Она получила приказ форсировать реку Стоход и наступать через Кухарский лес на город Ковель. Один из участников этих боев, Я. Демьяненко, описал

Перейти на страницу: