Они сели. Сато заказал чай и миску с жареными лепёшками, от которых шёл пряный аромат, смешанный с запахом соевого соуса. Кэндзи смотрел на него, пытаясь понять, что тот задумал. Сато был спокоен, но в его движениях чувствовалась скрытая угроза, как у кошки, играющей с добычей. Он сидел, слегка откинувшись, но его глаза не отрывались от Кэндзи, словно выискивая малейший намёк на ложь.
— Итак, Ямада, — начал Сато, когда хозяин принёс чай в глиняных чашках и поставил миску с лепёшками. Его голос был низким, почти вкрадчивым. — Ты теперь большой человек. Заместитель редактора. Можешь писать, что угодно. Но я хочу, чтобы ты написал про раскол. Про предателей в армии. Имена я тебе дам. Но взамен, — он сделал паузу, отхлебнув чай, — ты будешь работать на меня.
Кэндзи замер, держа чашку. Работать на Сато? Это было хуже, чем он ожидал. Москва требовала втереться в доверие, добыть информацию, но стать агентом Кэмпэйтай — это уже не игра, а предательство. Он поставил чашку, стараясь выиграть время, и поправил очки, чувствуя, как пот выступил на лбу. Его мысли метались: отказ означал бы конец, согласие — предательство. Он был на краю пропасти.
— Сато-сан, — сказал он осторожно, подбирая слова. Его голос был ровным, но пальцы слегка дрожали, и он спрятал их под столом. — Я журналист. Моя работа — писать правду. Если я начну работать на вас, это изменит всё. Люди перестанут мне верить. Редакция, читатели — они почувствуют, что я не свободен.
Сато рассмеялся. Его глаза блестели, но в них не было веселья, только холодный расчёт.
— Правда? — сказал он, прищурившись. Он взял лепёшку, откусил, но не сводил глаз с Кэндзи. — Не смеши меня, Ямада. Правда — это то, что мы говорим людям. Ты напишешь, что я скажу, и люди поверят. А я дам тебе имена. Например, генерал Накамура. Слышал о нём?
Кэндзи напрягся. Накамура — имя, которое мелькало в военных кругах. Говорили, что он выступал за мир с Китаем, против экспансии на континенте. Если Сато называет его, это не просто намёк — это мина, готовая взорваться. Кэндзи сделал глоток чая, стараясь выглядеть спокойным.
— Накамура? — переспросил он, притворяясь небрежным. Он слегка наклонил голову, как будто просто любопытствовал. — Он же герой войны.
Сато наклонился ближе, его голос стал тише.
— Герой? — сказал он с презрением, его губы скривились. — Он встречается с офицерами, строит планы против войны. Пьют, болтают, думают, что мы не видим. Но мы видим всё. Напиши про него. Напиши, что он предаёт Японию.
Кэндзи кивнул, запоминая каждое слово. Накамура, встречи, планы. Это была ценная информация, но лезть дальше было опасно. Сато смотрел на него, ожидая реакции, и Кэндзи понимал, что должен ответить так, чтобы не вызвать подозрений.
— Мне нужны доказательства, — сказал он, отхлебнув чай. Горячий напиток обжигал горло, но помогал держать голову ясной.
Сато усмехнулся, откинувшись назад. Он взял ещё одну лепёшку, пожевал, запил чаем. Его движения были медленными, почти ленивыми, но глаза оставались настороженными, как у хищника.
— Доказательства? — сказал он, ухмыляясь. — Будут тебе доказательства. Но ты должен быть с нами, Ямада. Не играй со мной. Я вижу, когда люди врут.
Кэндзи кивнул, скрывая волнение. Сато не шутил. Если он откажется, Кэмпэйтай найдёт способ избавиться от него — несчастный случай, арест, исчезновение. Но соглашаться — значит предать Москву, а это было равносильно самоубийству. Он был между двух огней, и каждый шаг мог стать последним.
— Я подумаю, — сказал Кэндзи, стараясь звучать убедительно. Он посмотрел Сато в глаза, стараясь не выдать страха. — Но без фактов я не смогу написать. Исикава не пропустит пустую статью, а я не хочу подставлять редакцию.
Сато посмотрел на него, прищурив глаза, словно взвешивая слова. Потом он кивнул, допил чай и бросил на стол несколько иен, звякнувших о деревянную поверхность.
— Хорошо, — сказал он, вставая. — Я дам тебе больше сведений. Но не тяни, Ямада. Моё терпение не вечно.
Кэндзи кивнул, чувствуя, как напряжение немного отпустило. Он встал, поправил шляпу, и они вышли из чайной. Сато повёл его на соседнюю улицу, где оставил автомобиль. Он довёз Кэндзи до ближайшего перекрёстка и остановил машину.
— Думай, Ямада, — сказал он, закуривая новую сигарету. Дым заклубился в свете фонаря. — И помни: я слежу.
Кэндзи кивнул и вышел. Машина уехала, оставив за собой облако выхлопа. Он смотрел ей вслед, пытаясь собраться с мыслями. Сато дал ему имя — Накамура. Это была зацепка, но слишком опасная. Надо было найти способ проверить информацию, не подставляясь.
Кэндзи направился в Асакусу, где они с Тэцуо договорились встретиться в небольшой забегаловке «Красный фонарь». Улицы Асакусы бурлили: уличные актёры выступали у театра, их яркие костюмы мелькали в толпе, торговцы предлагали лапшу, жареные осьминожьи шарики и сладости, а толпы туристов глазели на вывески, украшенные красными фонарями и иероглифами. Пахло жареным тестом, соевым соусом и саке, а издалека доносилась мелодия сямисэна, вплетавшаяся в гул голосов. Забегаловка была тесной, с низкими столами и пропахшими маслом татами. Дым от жаровни висел в воздухе, смешиваясь с запахом рыбы и риса. Тэцуо уже ждал, сидя у окна, где свет фонарей падал на его лицо. Он был таким же, как в университете: худощавый, с растрёпанными волосами и привычкой нервно теребить рукава. Его пиджак был слегка помят, а очки съехали на кончик носа.
— Кэндзи, — сказал он, широко улыбаясь, когда тот сел. Его голос был тёплым, но в глазах мелькала тревога. — Заместитель редактора? Серьёзно? Ты теперь большой человек. В университете ты был тихоней, а теперь — на тебе, правая рука Исикавы!
Кэндзи улыбнулся, заказав саке и миску с жареным тофу. Официант, молодой парень с усталым лицом, кивнул и ушёл, лавируя между столами. Кэндзи отхлебнул саке, чувствуя, как тепло разливается по