— Ну как же, доброкачественная опухоль, в отличие от рака — злокачественной опухоли, вреда человеку не приносит, — Марсель хитро посмотрел на меня, — но уши-то, уши, тоже «доброкачественно» оттопырились? И ушная раковина по-другому вдруг завернулась, тоже исключительно «доброкачественно»?
— Тут ты прав, не спорю, — я пододвинул поближе к парням корзинку со сдобой, — вы не стесняйтесь, ешьте.
— Да с удовольствием! — хохотнул Марсель и потянулся к пирогам. — М-ммм… с повидлом попался! В магазине таких не купишь. А что за повидло? Я такого никогда не ел.
— Калина. Лида ее любит и старается втиснуть в любое блюдо, — ответил я, не отрывая взгляда от фотографий. — Но всегда получается отлично.
— Да, вкусно, — кивнул Даниил, дожевав свой пирог.
— Это Лида у нас повар от Бога, — ответил я, запоздало подумав, что обидел девушку ни за что, ни про что. Ее, конечно, заносит иногда, но в общем-то из хороших побуждений, заботится она обо мне и моей семье. Плохо только, меры не знает.
— Что дальше делать, шеф? — Марсель задал вопрос как бы шутя, но я ответил ему серьезно:
— Наблюдать и выяснять. Поговорить с бывшим мужем. Встретиться с матерью. Но так, чтобы не спугнуть саму Боннэр. Справитесь?
— Куда мы денемся? — за двоих ответил Марсель. — Уже выяснили, что ни с матерью, ни, тем более, с бывшим мужем она много лет не общается. Вообще никак, ни под каким видом. И, кстати, мы уже договорились о встрече с Руфью Григорьевной. Она нас будет ждать завтра с утра.
— Отлично. А сейчас свяжитесь с Соколовым. Он там рядом с Боннэр, кем бы она ни была на самом деле, и с Сахаровым. Пусть достанет ее отпечатки и возвращается вместе со всей гоп-компанией. По Боннэр: просейте всю ее жизнь сквозь мелкое сито. В том числе слухи, сплетни — все, до чего сможете дотянуться, — я говорил, но в голове снова звенело, состояние было такое, будто по мне проехал трактор, причем сначала туда, потом обратно.
— Понятно, перетрясти все грязное бельё, — Марсель нахмурился и встал. — Простите, что вломились к вам так поздно, Владимир Тимофеевич, но вы бы шли в постель.
— Точно, совсем зеленый стали, — заметил Даня, встав из-за стола.
Я вышел проводить их в прихожую.
— А это что за явление? — воскликнул Марсель. Он нагнулся, поднял щенка, взяв за шкирку.
Ася завизжала, и тут же в прихожую, разъяренной рыжей фурией, вылетела Лидочка.
— Немедленно перестаньте издеваться над животным! — прошипела она и тут же, ласково:
— Бедная умная собачка Ася, обижают маленькую!
Она забрала щенка у Марселя и пошла на кухню.
— Ваша? — изо всех сил делая равнодушное лицо, поинтересовался Даня.
— Да, из помойки на днях вытащил. Кто-то выкинул, а я подобрал, — ответил ему.
Даниил покраснел, уши второй раз за вечер стали малиновыми.
— Я вообще-то про девушку, — пробормотал он. — Ваша дочка?
Марсель рассмеялся, и только тогда до меня дошла комичность ситуации.
— Нет, Даня, я твоим тестем не стану, даже не мечтай, — усмехнулся, подумав, что такой зять был бы подарком. — Лида — наша помощница по хозяйству. С Комитета прикомандировали к моей персоне, теперь вот крутит, как хочет. Диктатор еще тот, сегодня столько лекарств в меня впихнула, что не знаю, как сыпью не покрылся.
— И правильно впихнула, по рецепту, все, что доктор выписал, — донеслось из кухни.
— Лида, уши не грей, — проворчал в ответ.
— А вы не… — начал Марсель и умолк, многозначительно посмотрев на меня.
— Отставить намеки! Марс, я бы мог подобное ожидать от Соколова у того язык без костей. Но вот никак не ожидал, что ты обо мне такого мнения, — устало прислонился к стене. — Все, парни, давайте домой.
— Прошу прощения, — пробормотал Марсель, и, вытолкав растерянного Даниила за дверь, осторожно прикрыл ее за собой.
Я вернулся на кухню. Лида сидела возле батареи, прижав щенка к груди. Она всхлипывала, по щекам текли слезы, Аська слизывала их и тоже поскуливала.
— Рассказывай, — я опустился на стул.
Домработница еще раз всхлипнула и помотала головой.
— Лида, как говорят в Одессе, не делай мне нервы. Рассказывай, почему ты не хочешь идти домой? — Я потрепал ее по волосам, забрал Аську и поставил щенка на пол, рядом с миской. Она начала лакать и, конечно, влезла лапами в блюдце.
— Опять микробов наестся, — всхлипнула Лида.
— Лидия, не уходи от ответа, — потребовал я уже строже. — Что у тебя случилось и почему ты не уходишь домой? У тебя вообще есть где жить?
— Я что, так вам надоела? — она взглянула на меня полными слез глазами и…
Про кого другого я бы сказал «заплакала», но Лидочка заревела, как говорят на селе — белугой. Я встал, налил в стакан воды, подал ей.
Он еще минут пять успокаивалась, и когда начала говорить, то слова полились из нее так же, как только что слезы — потоком:
— У меня родители в командировки часто ездили. Они оба инженеры…. Нефтяники… а я с бабушкой. В деревне, с папиной мамой. Она меня любила… — Лида всхлипнула и продолжила: — А другая бабушка, которая в городе, сильно занятая была. Я и в школу там пошла. А потом папу и маму в институт перевели работать, я тоже к ним вернулась. А сейчас они снова в командировке, а с нами бабушка живет… — и она, уткнув лицо в ладони, зарыдала.
— Ну будет, будет, успокойся, — попытался ее утешить. — Если твоя бабушка болеет… — я не успел договорить, как Лида меня перебила:
— Какой болеет? Да на ней пахать можно! Ей еще шестидесяти нет, здоровая, как лошадь! И на пенсии, и в Политехе преподает. Начертательную геометрию… А сейчас решила жить с нами, за мной присматривать, пока родителей нет в Москве. Ходит, вся такая важная, и морщится, как Олимпиада Вольдемаровна когда я пою. А еще постоянно одно и то же говорит: «Ты, Лидия, позор семьи! Тебе родители все лучшее дали, а ты пошла на повара учиться. У тебя