Обернувшись к жене, я удивленно спросил:
— Так ты увлекаешься поэзией? Фиалочка, ты не перестаешь меня удивлять. Я отвезу тебя в еще один свой замок, самый близкий к морю, там в библиотеке есть несколько сотен поэтических сборников, одно время моя мама увлекалась ими.
Фиалочка хихикнула, прикрыв рот ладонью. И внимательно осматривая выложенный из светло-серого камня высокий дом, с длинными окнами, странной крышей, тихо прошептала:
— Честно признаюсь, даже опасаясь твоего разочарования, я никогда не сталкивалась с эльфийской поэзией, именно поэтому, обнаружив в твоей библиотеке книгу стихов, принялась ее читать, чтобы составить свое мнение по этому вопросу. Так что… увлекающейся меня назвать очень сложно! Скорее любопытной.
Я поцеловал ее в губы и, обняв за плечи, повел в дом:
— Ты меня разочаровать не сможешь. Да я и сам с некоторых пор эльфийскую поэзию не люблю. Слишком оторвано от реальности. А какие выводы сделала ты?
— Что для меня это слишком изыскано, — рассмеялась Фиалочка, осматривая скромную гостиную, в глубине которой чинно стояли низенькие диваны, такой же стол и пара кресел.
Я тоже остановился и все оглядел. Ничего за три года здесь не изменилось. От входа, украшенного цветочными панно, разбегались две каменные лестницы. Обрамляя простенькую гостиную, они вели в правую и левую части дома.
Беседуя на эльфийском, мы поднялись к правому крылу господских спален. Фиалочка по-эльфийски говорила довольно неуверенно, и не совсем правильно, но даже такой уровень понимания сложного древнего языка был чрезвычайно высок.
Так что мне хотел сказать Самариль?
Оставив Филочку отдыхать и устраиваться в одной из подготовленных спален, — увы, это не жемчужные покои моего замка, здесь все гораздо проще, кровать, камин и перед ним два кресла, — я отыскал своего управляющего. Он следил за работой в рубиновом зале с высокими панорамными окнами, где слуги устанавливали праздничный стол и меняли голубые шерстяные шпалеры на шелковые, оттенка бордо с золотом.
Я пригласил его в пустую столовую, где уже все было готово, и сухо поинтересовался:
— Что ты хотел сказать мне, Самариль, устроив сцену на пороге?
Управляющий недовольно покачал головой.
— Что вы испортили свой светлый род, господин. А это ужасное преступление. Мы все живем для этого, чтобы древний свет не прерывался, а только возрастал. Вы же… женились на человеке!
Ничем новым он меня не удивил, я холодно уточнил:
— И зачем ты приплел сюда стихи на эльфийском?
— Она слышала ваш разговор с Гантирелем… И все равно нахально заявилась в ваш дом!
Вот еще одна часть мозаики стала на место. Но уже неважно. Если честно, я с облегчением выдохнул, все это время подспудно опасаясь, что за его словами стояло что-то по-настоящему опасное. А он озвучил всего лишь свои предубеждения.
— Она моя супруга, и прибыла в дом моего рода. Это нормально, если ты не знал.
Самариль высокомерно усмехнулся:
— Да? А вы когда-нибудь задумывались, почему нет полукровок у эльфов? Нет? Так я вам скажу, молодой господин! Потому, что человеческие женщины не могут создать малыша сотканного из Света. Как и эльфийки не могу родить ребенка, покрытого плотью! Они умирают! Вам, как древнему, надо было это помнить, обрекая на такую смерть человеческую женщину! Или вы и ее не пожалеете ради своей прихоти? То есть, Ган был прав и это просто экзотика?
Я шагнул к нему, но Самариль только горько усмехнулся:
— Тоже выкинете в окно? Так как сказать нечего? Я очень уважал вашего отца, но вы… вы — ничтожество, Лормиэль! Позор светлого рода!
Признавая в некотором роде его правоту, я действительно никогда не интересовался вопросом полукровок, при этом готов был растерзать Самариля на месте. И только внезапно вошедший слуга не позволил свершиться смертоубийству в этом доме.
— Господин, там гости… к замку прибыл ваш племянник, с женой и сыном.
Я повернулся к нему и сказал:
— Хорошо, Аниэль, я сейчас выйду. — Затем медленно выдохнул и расслабился, сознательно отпуская напряжение. Меня спровоцировать сложно. И у Самариля это тоже не получится.
— Еще один отщепенец… — насмешливо отозвался управляющий о моем гостье. — Что он забыл в древнем замке эльфов?
— Это поместье его матери, Самариль… Займитесь своим делом!
— Я больше не ваш слуга. Я служу только НАСТОЯЩИМ эльфам! — гордо заявил глупый эльф.
Выглянув в овальное окно на широкие плиты двора, чтобы проверить, как там мой племянник, усмехнулся:
— Настоящим эльфам? Это кому? Гантирелю? Или Онегэлю? — повернувшись к Самарилю, я холодно рассмеялся. — Лиц менее подходящих к высокому званию «настоящих эльфов» я не встречал. Видимо Гантирель долго убеждал тебя в этом после позорного полета?
Но слуга не сдавался, продолжая меня поучать:
— Свои воинские навыки позорно использовать не по назначению. Тем более, в отношении мирных собратьев.
— Опять это словно «позорно». Выбери уж другое определение, это завязло на зубах и производит слабое впечатление! Кстати, все потери в войне с людьми на совести этого «мирного собрата», ты не знал? Это он уговорил Владыку начать войну, когда мой племянник с документами на руках доказывал, что эта провокации дракона и люди к ней никакого отношения не имеют. Помнишь, чем закончился его замысел, мирно победить людей? Сколько эльфов погибло, и крови было пролито? Вот-вот! — раздражено отмахнулся я и насмешливо добавил: — Кстати, я тебя тоже не держу. До сих пор ты, Самариль, отменно справлялся со своими обязанностями управляющего. Но, если ума не хватило понять, где скрыта ложь в словах Гантиреля, «настоящего эльфа», то лучше мне нанять не столь опытного, но в целом более умного помощника, чем держать у себя в доме глупца?
— Ты, Лорм, думаешь, что подобное обвинение в скудоумии пройдет тебе даром? — прищурился Самариль, источая ненависть.
Я усмехнулся:
— О, настоящий эльф опустился до мести? Вот и маски сняты. Дерзай. Я о тебе больше вообще не думаю. И закрываю двери всех поместий от мстительного, — каково тебе такое сочетание слов⁈ — эльфа.
Я развернулся и ушел, зная, что он больше не появится в моих владениях. Но его злые слова о полукровках, и опасности потерять жену, тяжело легли мне на душу.
У пороге стояла карета, возле нее возился с багажом раздраженный Андриэль. Едва заметив меня в широком дверном проеме, он