Старая боль прорастает сквозь тело и снова не дает дышать.
Как ты мог, Олег? Почему?
Смотрю на высокого статного мужчину, стоящего на террасе напротив, и только теперь замечаю Лешу и Мишу. Мальчишки, как зайчики, сидят на лавочке, крутят в руках игрушки-трансформеры и о чем-то тихо переговариваются.
А Олег и не думает уходить. Стоит как истукан и пожирает меня глазами.
«Ладно, тогда уйду я», – выдыхаю раздраженно. Развернувшись, фурией влетаю в небольшой кабинет, выходящий огромным арочным окном на парк и фонтан.
– Что случилось? Леша идет? – отвлекается от айфона Лёня.
– Там Плехов, – только и могу вымолвить. Ни двинуться не могу, ни рукой шевельнуть. Просто стою как пугало огородное и глазами хлопаю.
– Твою ж мать, где? – Лёня поднимается с мягкого дивана. Обнимает меня за плечи, помогает сесть. Даже бутылку с «Боржоми» открывает. Наливает мне в стакан газированную воду.
Делаю глоток. Пузырьки жалят горло, будто мелкие муравьи. Откидываюсь на спинку кресла и во все глаза смотрю на Акулу.
– Что будем делать?
– Ничего, – пожимает он плечами, заставляя серый пиджак от Армани ходить ходуном. – Сейчас съедим десерт, – кивает он на принесенный официантом шоколадный фондан, – расплатимся и поедем, Лена, – говорит спокойно и строго, будто на лекции.
– А Плехов? Он следит за мной, что ли? – только и могу вымолвить. Как маленькая дурочка, честное слово.
– Это случайность, ты же понимаешь. Он тут по своим делам, – тихо убеждает меня Касаткин. Гладит по руке, как в прежние времена.
Любовное наваждение исчезло, как только я забеременела. Поэтому сейчас нас связывают только дружба и общий бизнес.
Лёне как чиновнику нельзя заниматься коммерческой деятельностью. И инвестировать никуда нельзя. Поэтому весь бизнес записан на меня, а деньги там крутятся общие. Семьдесят процентов мои, тридцать – Касаткина. Плюс все административные заморочки на нем.
– Мне бы дивиденды вывести, – Лёня садится в кресло напротив. Берет мои руки в свои.
– Я скажу главному бухгалтеру. Сумму мне напиши, – блею как коза. Понимаю, что Касаткин пытается меня отвлечь. Заставить спорить, возражать. Ну кто до закрытия финансового года выбирает прибыль?
Но мне сейчас все равно. Сердце колотится, уши заложило, а спина покрылась холодным потом.
И все из-за Плехова!
– Что, собственно, произошло? Почему этот тип только сейчас решил объявиться? – напыщенно спрашивает Лёня. Задирает подбородок и нос с горбинкой. Еще бы щеки надул для важности.
– Демин говорит, его жена помирать вздумала. В чем-то там призналась. Вот Олег ко мне и прискакал.
– В чем? Я тебя умоляю, – морщит нос Лёня. – Так не бывает, двадцать лет забвения, а потом как черт из дупла.
– Не знаю я, – огрызаюсь нервно. И честно говоря, понятия не имею, что делать дальше. Как избавиться от назойливого внимания Плехова?
Нервирует он меня. Дергаюсь, когда его вижу, и дрожу, как последняя идиотка. В таком состоянии работать невозможно.
– Он идет сюда, – кивает на распахнутую дверь Лёня.
На одну секунду обращаюсь в слух. Шагов на лестнице не слышно. Значит, Олег идет мимо детской площадки.
– Поцелуй меня, – порывисто прошу Акулу.
– Ты уверена? – поднимается он. Нависает над моим креслом. Впивается в рот злым поцелуем. А я, как в старые времена, обнимаю его одной рукой за шею.
А сама слушаю, как по лестнице топочет Олег. Пять тяжелых шагов вверх. Пауза. Охренел. Застыл в дверях. И пошел вниз, грузно впечатывая ботинки в хлипкие ступеньки.
– Миша, иди обедать, – рявкает где-то внизу.
– Фу-ух! – отпускаю край Лёниного пиджака. Выставляю между нами локоть. – Это было крышесносно, – смеясь, откидываюсь в кресле. Болтаю ногой и чувствую себя победителем. – Надеюсь, теперь он от меня отстанет!
– Сомневаюсь. Такие люди от одного поцелуя с дистанции не сходят, – скупо улыбается мне Касаткин. Возвращается на диван, задумчиво смотрит в окно и выдает хрипло. – Выходи за меня замуж, Лена.
– Ты думаешь, это обязательно? – спрашиваю скептически.
– Наше маленькое шоу даст только кратковременный эффект, – усмехается криво Касаткин. – Я краем глаза заметил выражение его лица… Он не обалдел, Лена, он разозлился.
– Какая разница? – стою на своем. Замуж за Акулу я точно не собираюсь.
Придвигаю вбежавшему Леше тарелку с десертом и строго смотрю на часы.
– Ешь, сыночек, и домой поедем. Уроки надо делать.
Лешик ест торопливо и с набитым ртом рассказывает, как встретил Мишу. Как они играли, и можно ли будет пригласить его к нам.
«Нет! Ни за что!» – за малым не кричу от отчаяния. А вслух выдыхаю спокойно.
– Я не против. А как Мишина мама? Она его к нам отпустит?
– Не знаю! – уплетает фондан Алексей. – Она в больнице. А Миша живет теперь с папой. Он у него добрый. Разрешит.
Вот только этого мне и не хватало!
Глава 17
В первый момент мне сносит крышу. Зашел поболтать, а тут… За малым не оттаскиваю старую лысую плесень от Ленки.
«Всечь бы ему, спустить с лестницы», – сжимаю кулаки от ярости. И на последних волевых заставляю себя развернуться и уйти.
Перед глазами стоит отвратительная сцена. Лена моя и этот козел, зажимающий ее в кресле. Вот только слишком он напряжен для героя-любовника. И у нее пальцы сжаты до белых костяшек.
Розыгрыш? Наверняка. Поздравляю, дорогая! Но меня на такие дешевые трюки купить трудно.
Опустив голову, поднимаюсь в беседку к старшему сыну . А самого душит смех.
Спасибо, дорогая, повеселила!
Ты думаешь, Лена, меня можно пронять слащавыми поцелуйчиками? Актриса из тебя никакая, дорогая моя. Может, доктор ты и отличный, а вот актерскими талантами тебя господь обделил. Лысую плесень – тем более.
Но я тебя понимаю, девочка! Понимаю…
Дров мы с тобой наломали будь здоров. И ты, и я. Я на тебя долго обижался. От горя весь черный стал. А потом попустило. И самому на сердце стало легче.
Да и что ты тогда поделать могла? Чем бы помогла? Может, и правильно, что сбежала. Только замуж за Валдаева зря выскочила.
Но что сейчас старые обидки вспоминать? Важнее докопаться до истины и представить тебе доказательства моей невиновности. Что это было, я не знаю… Опоили меня, Оксана сказала. Вот с этого бока и зайдем.
– Ешьте быстрее, у меня дела, – велю сыновьям, старательно пытаюсь скрыть эмоции. Зачерпываю ложкой душистый наваристый борщ и с ума схожу от аромата.
– Пап, а откуда ты тетю Лену знаешь? – интересуется Сашка.
Простой вопрос заставляет меня на мгновение замереть. Сын так пристально на меня смотрит, что где-то в душе екает. Пацан весь в меня. Наверняка заметил, как я напрягся, стоило только о Лене заговорить.
Внезапно, бл.дь!
– Она тоже из Вербного, мыслитель, – усмехаюсь криво. – Наши семьи дружили, мы в одной школе учились…
– В одном классе? – подключается к допросу Мишка.
– Нет, я на год старше, – бросаю отрывисто и пытаюсь сосредоточить внимание на борще.
– С тетей Катей она училась, – фыркает Сашка. – Вот ты баклан, Миш. Два плюс два сложить не можешь.
Действительно, с моей сестрой в одном классе.
Но когда я протрезвел после свадьбы, Катька со мной не пожелала разговаривать.
– Ты – вонючий козел, – заявила поморщившись. – А я тебя за нормального держала.
– Извини, не оправдал твоих надежд, – бросил я тогда. И больше мы никогда к разговорам о Лене не возвращались.
«Может, сейчас настало время поговорить с дорогой сестрой?» – кладу поверх черного бородинского хлеба кусочек сала. Да еще сверху горчицей мажу. Откусываю, и внутри все горит от горечи, притупляя пожар ярости и предательства.
– Как такое можно есть? – насмешливо тянет Сашка.
– А ты попробуй! – сооружаю ему армейский бутер. А то не дай бог, мой старшенький мажором вырастет.
Латте на кокосовом, лавандовый раф и прочая хрень.
– А вкусно, пап! – восторженно восклицает сын.