Познакомились.
Наш новый знакомый – Павел Хохряков был направлен в Екатеринбург по рекомендации ЦК большевистской партии для агитационной работы и для помощи в организации Красной гвардии. Он предложил:
– Завтра на Верх-Исетском заводе митинг. Хорошо было бы и вам выступить, рассказать о заговоре Корнилова, о настроении петроградских рабочих и гарнизона.
Мы с Балабиным смутились: нам еще ни разу не приходилось бывать ораторами.
– Ничего! – успокоил Хохряков. – Важно начать, а потом пойдет само по себе. Ленин дает нам такие тезисы, лозунги, что массы понимают их с полуслова.
На другой день мы были на Верх-Исетском заводе.
Митинг открыл Хохряков. Его вступительное слово несколько раз прерывалось гулом одобрения и аплодисментами.
Он говорил;
– Общий лозунг солдат, матросов и всего рабочего класса – как можно скорее долой войну!
Вторым выступал какой-то эсер, заявивший, что пролитая кровь русских солдат в Польше, в Галиции обязывает всех добивать врага, воевать с Германией и дальше. Его освистали и стащили с трибуны.
– Слово предоставляется матросу-гвардейцу Балабину! – объявил затем Хохряков.
Речь свою Андрей Ильич начал не спеша. Он рассказал о корниловском мятеже, в подавлении которого мы принимали участие.
– Не удалось Лаврентию Корнилову задушить рабочий класс России! – Андрей Ильич протянул вперед руку и сжал ее в кулак. – А мы всех корниловских прихвостней сбросим в помойную яму!
В конце сентября Хохряков направил меня и Балабина по уральским заводам для организации Красной гвардии. Когда мы возвратились (это было уже после Октябрьской революции), Хохрякова назначили начальником Центрального штаба екатеринбургской Красной гвардии.
Местная буржуазия не могла смириться с тем, что власть перешла к народу. Саботировали государственные служащие, шевелились бандитские шайки. Штаб Хохрякова работал круглые сутки.
Однажды ночью Хохряков решил проверить документы у всех в гостинице «Пале-Рояль». В первых номерах подозрительных людей мы не обнаружили. Но затем в одной комнате увидели спящего. Хохряков принялся будить его. Тот быстро вскочил с постели и спросил:
– Что такое? Что нужно? Вы кто?
– Начальник штаба Красной гвардии.
– А!… Хохряков… Очень приятно! – проговорил человек, бросился к своему пальто на стене, и в его руке блеснул наган. Но Хохряков ловко сбил преступника с ног и схватил за руку. Раздался выстрел, пуля пробила стенку. Преступник вывернулся, поспешно вскочил, но его снова повалили.
– Связать! – приказал Хохряков. Утром в Центральный штаб Красной гвардии явились двое. Они потребовали освобождения арестованного.
– Вы что? Единомышленники? – спросил Хохряков.
– Он, как и мы, – нагло кричал один, – член партии анархистов! Это насилие над нашей партией, над личностями! Мы будем сопротивляться!
– Если вы будете терроризировать население и не признавать Советскую власть, – сказал Хохряков, – мы раздавим вас! Так и передайте вашей партии…
Вскоре в здание Коммерческого собрания – нынешний Свердловский театр музкомели и – явились вооруженные до зубов анархисты, разогнали публику, отобрали деньги, разгромили буфет. Наш патруль бегом отправился па место происшествия-. Приехал Хохряков. Выслушав рапорт, он направился к зданию.
– Не подходи! – закричали ему красногвардейцы. – Koro-кого, а тебя они из окна укокошат.
– Сами же подходили – не кокнули! – засмеялся Хохряков и стал стучать в двери прикладом карабина.
– Долой узурпаторов большевиков!
Да здравствует анархия! – послышалось оттуда.
– Мы их сейчас отрезвим, – шепнул Хохряков и, приказав красногвардейцам усилить наблюдение, отправился на почту – зашагал прямо посреди дороги.
Один красногвардеец схватил его за рукав бушлата:
– Пойдемте за угол. Непременно в спину пальнут!
– Не пальнут, – ответил Хохряков. – А если показывать, что мы их боимся, тогда обязательно пальнут.
Хохряков вызвал пулеметчиков. Над городом заревели заводские и паровозные гудки, поднимая по тревоге отряды Красной гвардии.
Хохряков был бледным, очень волновался, но внешне выглядел железно-спокойным, даже беспечно-веселым:
– Наша задача – не потерять ни одного красногвардейца.
Для устрашения банды сейчас будет орудие. Стрелять из него, конечно, не станем, а из пулеметов, возможно, придется.
Затем он соединился с бандитами-анархистами по телефону. Подул в трубку, поправил бескозырку и сказал:
– Говорит начальник Центрального штаба Красной гвардии! От имени Совета рабочих и солдатских депутатов приказываю сложить оружие, оставить его в помещении и выйти на улицу через парадную дверь! Даем десять минут сроку. Сопротивление бесполезно… Через десять минут открываем огонь!
Через десять минут Хохряков скомандовал:
– Пошли!
Из окоп Коммерческого собрания на нас смотрели пулеметы. Вдруг в одном показалась палка с белой тряпкой на конце. Показалась и исчезла. Видимо, у бандитов не было единодушного мнения.
Хохряков ринулся к дверям Коммерческого собрания. Со всех сторон к нему бежали красногвардейцы.
Рукояткой нагана Хохряков постучал. За дверью упало что-то тяжелое. Наконец она распахнулась. Все мы вбежали в небольшой зал. У стола стояли главари бандитов, другие анархисты пугливо жались к стенам.
– Оружие на стол! – приказал Хохряков.
Главари начали что-то доказывать, но Хохряков оборвал их:
– Хватит! Разговор окончен!
А Андрей Ильич Балабин по лестнице со второго этажа тащил за шиворот растрепанного «Ванечку», того самого, с плотники.
– Этот сморчок залез под дива и и картиной загородился. Наверное, они хотели вытащить картину из здания, – возмущался Балабин. – Ты еще и грабитель! Испоганил матросскую форму! Скидай ее! – и он стал сдирать с «Ванечки» бушлат, оторвал ему рукава, распорол спину. – В мешке, гад, в тюрьму пойдешь! И бескозырку снимай!…
– Это что за комедиант? – спросил Хохряков.
– Художник! – шутливо объяснил Балабин. – Картину малевал, маленько запачкался…
– Пристраивайте вашего художника! – и скомандовал: – Напр а-во! Шагом а-рш!
…Из оренбургских степей стали приходить тревожные вести. Казачий атаман Дутов поднял мятеж против Советской власти. С отрядом Петра Захаровича Ермакова я отправился на дутовский фронт. Андрея Ильича Балабина мне больше встретить не удалось. Он уехал в Астрахань, и след затерялся.
А Хохряков… Между станциями Крутиха и Монетка отряд его встретился с крупными силами противника. Отбив все попытки белых перейти в наступление, Павел Данилович повел красногвардейцев в контратаку. Вражеская пуля пробила ему грудь.
Это было ровно сорок лет назад, 17 августа. Павел Данилович Хохряков, «огневой человек», как однажды сказал о нем Балабин, героически погиб в бою. Ему было всего 24 года.
А. С. Старостин,
бывший начальник красногвардейских отрядов.
