Полиция мыслей. Власть, эксперты и борьба с экстремизмом в современной России - Алек Давидович Эпштейн. Страница 35


О книге
указанный список с линками размещен на нем в разделе «Преступная деятельность», подраздел – «Деятельность по подавлению некоммерческих организаций»…

В эпоху, когда технологии позволяют свободно обмениваться информацией, эффективно организовать функционирование полиции мыслей едва ли возможно, нравятся нам эти мысли или нет. Эту борьбу власти обречены проиграть, и им, поэтому, стоит прекратить ее вести.

Глава XI. Выводы и рекомендации

Экспертные заключения по делам А.В. Никифорова, Н.Ю. Авдюшенкова, М.А. Деева, И.М. Муртазина, Новороссийского комитета по правам человека, А.Б. Кутузова, а также выставкам «Осторожно, религия» и «Запретное искусство», книгам издательства «Ультра. Культура», фильму «Больше Бена» и другие обнажили весь масштаб возможного абсурда: в одном случае к современной России объявляется применимым понятие «фашистское государство», в другом – «самодержавие и престолонаследие», в третьем криминальным объявляется сам факт «формирования идеи необходимости преобразований», в четвертом – экстремистом, призывающим к насилию против групп граждан оказывается А.П. Чехов, в пятом – агентом ЦРУ становится Максим Горький, а в шестом сообщается, в частности, о том, что посещение выставки приводит к смене сексуальной ориентации человека. При этом данные экспертные заключения были единственными, принятыми судами.

Примеров того, как любые протесты против действий властей объявляются «разжиганием социальной розни» и квалифицируются как «экстремизм», в российской политической жизни последних лет становится все больше, – справедливо отмечает питерский политолог Борис Вишневский [173]. В 2009 году по инициативе ФСБ было начато уголовное разбирательство по факту издания брошюры «Мемориала» «Положение граждан бывшего СССР на территории Краснодарского края». В марте 2010 года эксперты Минюста представили заключение о том, что в текстах брошюры «имеются высказывания, направленные на возбуждение ненависти по признаку социальной группы», поскольку в ней «дана негативная оценка и брошюра направлена на формирование негативного образа сотрудников администрации Краснодарского края, прокуратуры, милиции, работников ЗАГСа и судов».

В 2010 году в Рязани против журналистов газеты «Вечерняя Рязань», написавших критическую статью о работе МВД, было возбуждено уголовное дело за «разжигание розни по отношению к сотрудникам милиции». В Костроме Романа Замураева судят за то, что он предложил принять проект закона «О суде народа над президентом и депутатами Федерального собрания». Его обвиняют в разжигании социальной розни в отношении социальной группы «президент и депутаты». И так далее, и так далее…

Что можно сделать в этой связи?

Во-первых, необходимо выработать механизмы внятного и прозрачного отбора экспертов, при обязательном соблюдении их профессионального уровня. Обсуждать, что есть «социальные группы», не могут кандидаты медицинских наук или авторы текстов о том, что «праславянские “сидны” через медитацию могли легко попасть в энергоинформационное “поле” Абсолюта» – т. е., обсуждать они, разумеется, могут всё, что угодно, но к научной экспертизе это уже отношения не имеет никакого. Профессиональные социологи не знают таких очерченных социальных групп как «управленцы, бизнесмены, «хозяева жизни», “капиталисты”» или «другие»; соответственно, эти понятия не могут фигурировать в обвинительных заключениях и приговорах судов по печально знаменитой 282-й статье. Сказанное не означает, что должен быть сформирован государственный реестр экспертов, ибо в таком случае возможности властей отсеивать «политически неблагонадежных» (оппозиционно настроенных) получили бы институциональное оформление. Такое опасение базируется на сомнительном опыте экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации, созданного в 2009 году. Задачи этого Совета были сформулированы следующим образом: «Определение религиозного характера организации на основании учредительных документов, сведений об основах ее вероучения и соответствующей ему практики, проверка и оценка достоверности сведений, содержащихся представленных религиозной организацией документах, относительно основ ее вероучения, проверка соответствия заявленных при государственной регистрации форм и методов деятельности религиозной организации формам и методам ее фактической деятельности» [174]. При этом в состав совета вошли, в основном, «православные сектоведы» – профессиональные борцы со свободой совести, среди 24 членов совета имеются представители лишь трех религиозных конфессий, лишь один профессиональный религиовед и ни одного представителя атеистических организаций. Это – не тот путь, которым можно придти к свободному обществу в стране, где религия отделена от государства, и не эту модель стоит брать на вооружение. С другой стороны, поскольку государство контролирует всю сферу судопроизводства, именно им должны быть установлены некие минимальные критерии компетентности, позволяющие тому или иному лицу претендовать на то, чтобы выступать в качестве эксперта в уголовном процессе, частью которого является анализ текстов сквозь призму методологий, принятых в общественных науках. Подобно тому как в судебной экспертизе вскрытие трупов поручают патологоанатомам, а не журналистам, кандидаты медицинских наук не могут выступать как эксперты по социолингвистическому анализу текстов.

Во-вторых, коль скоро принцип состязательности сторон признан основополагающим в организации уголовного процесса, он должен быть распространен и на экспертные заключения. Вариативность подходов и методов, принятых в общественных науках, практически неизбежно позволяет разным специалистам придти к неодинаковым (а порой и полярным) выводам при анализе одних и тех же текстов. Учитывая, что речь идет не об отвлеченных или теоретических спорах, а о судебных процессах, в которых выносятся необратимые решения, сопряженные, в том числе, и с лишением свободы, особенно важно, чтобы суд имел возможность выслушать разные точки зрения. Необходимо, чтобы экспертные заключения могла представлять не только сторона обвинения, но и защита (сегодня такое право ей не гарантировано), и чтобы суд в любом случае не выносил решение на основании одного-единственного мнения специалиста.

В-третьих, крайне проблематичным является положение, при котором, в отличие от судебных решений, заключения профессиональных экспертиз негде обжаловать, в принципе не установлен порядок, позволяющий это сделать. Необходимо сформулировать критерии и процедуры, которые бы позволяли обжаловать экспертные заключения. При этом критически важно обеспечить независимость экспертов от органов следствия и суда.

В-четвертых, адекватные этические и профессиональные коды должны быть выработаны самими научными работниками, чтобы лица пишущие и/или подписывающие экспертные заключения, подобные процитированным в настоящей работе, знали, что рискуют в результате этого столкнуться с остракизмом и презрением со стороны коллег. Ученые-естественники довольно активно борются с лженаукой, но до сегодняшнего дня ни одно из процитированных выше абсурдных экспертных заключений не стало предметом обсуждения ни в ученых советах профильных академических институтов, ни в профессиональных ассоциациях социологов, историков, психологов, лингвистов и других специалистов, которые, например, могли бы по своей инициативе разъяснить районному суду Новороссийска разницу между Аланом Даллесом и Анатолием Ивановым. К сожалению, до настоящего времени ученые-обществоведы демонстрируют потрясающее равнодушие как к тому, что под знаменем «науки» невинные люди отдаются под суд и против них выносятся обвинительные приговоры, так и к тому, что происходит профанация и дискредитация научного знания как такового.

В-пятых, отсутствие в законе четко прописанного определения понятий «социальная рознь» и «разжигание социальной розни» дает

Перейти на страницу: