— Разве я когда-то поступал с вами дурно, Каринн? — спросил он. — А если бы я знал, что Даниэль — мой брат, я...
— Что бы вы сделали, ваша светлость? — она посмотрела на него с плохо скрытым раздражением. — Вы убедили бы герцога признать Даниэля? Конечно, нет. Скандал в благородном семействе — это моветон. Вы никогда не пошли бы на это.
— Не вам упрекать моего сына, сударыня! — крикнул со своего места Лефевр. — Вы сказали, что любили его, но это не помешало вам предпринять попытку покушения на его жизнь, как только вы подумали, что клятва, которую вы дали его матери двадцать пять лет назад, потеряла свою силу, и магический откат уже не подействует. Вы не учли того, что моя покойная жена была сильным магом, и что ее заклинание будет действовать дольше обычного. Из-за этого вы едва не погубили своего собственного сына!
А вот тут мадам Томази не выдержала — должно быть, представила, что могло случиться с Даниэлем, увенчайся ее покушение на Ноэля успехом. Она разрыдалась, и месье Тьери велел Барруа принести ей воды. И когда она поднесла стакан к губам, зубы ее застучали о стекло. Она уже не могла говорить.
— У вас еще оставались ваши сонные капли, мадам? — месье Тьери решил представить свою версию событий. — Должно быть, вы добавили их в еду его светлости. Вы вернулись в замок через потайной ход, не так ли? Все думали бы, что вы уже на пути в Аружан, и на вас не пала бы и тень подозрений. Но полностью. положиться только на сонные капли вы не могли. Вы захотели убедиться, что наконец достигли цели. И что же случилось? Вы зашли в спальню его светлости и обнаружили, что он еще жив? Маркиз — мужчина, он молод и силен. Возможно, доза снадобья оказалась мала. Или помогло заклинание магического отката, разделившее весь вред напополам — между его светлостью и вашим сыном.
Она молчала. Но всё остальное мы знали и сами. А потому, когда месье Тьери велел своим подчиненным ее увести, никто из нас не возразил.
52.
Маркиз Ренуар
Через несколько минут мы услышали звуки отъезжающей от крыльца полицейской кареты. Теперь в гостиной не было чужих людей.
Я позволил себе опереться на спинку дивана. Айрис не отпускала мою руку, и я был благодарна ей за это. Мне сейчас как никогда была нужна ее поддержка.
— Бедный Даниэль! — сказала Селеста.
Всё это время она сидела так тихо, что я совсем забыл, что она тоже находилась в гостиной.
— Вздор! — рявкнул отец. — Ты еще пожалей и Каринн!
Но на сей раз я, не раздумывая, поддержал Селесту.
— Тебе не кажется, отец, что во всём, что случилось, есть и твоя вина? Как ты мог столько лет пренебрегать родным сыном? Даже если ты не хотел признавать его открыто, ты мог бы сделать так, чтобы ему с матерью не нужно было чувствовать, себя нахлебниками? Ты мог помочь им деньгами, и всё пошло бы по-другому.
Я до сих пор не мог поверить в то, что Каринн, которая заменила мне мать, могла совершить столько зла. Но хуже всего было ощущать то, что виноват в произошедшем был не только отец, но и я сам. Я не заметил, не почувствовал, не догадался. Я позволил погибнуть стольким близким мне женщинам, прежде чем стал понимать, что эти события могут быть не случайны.
Я сжал руку Айрис еще крепче. Мне было страшно представить, что с ней тоже могло случиться что-то ужасное.
Она посмотрела на меня с тревогой.
— Тебе плохо?
Я покачал головой и попытался улыбнуться. Я был еще слишком слаб, чтобы подхватить ее на руки и отнести туда, где нам бы никто не помешал. У нас еще не было возможности поговорить о наших чувствах, но я надеялся на то, что она вышла за меня замуж отнюдь не из жалости. Я уже успел узнать ее довольно хорошо — она никогда не сказала бы «да» без любви. Моя смелая, умная и самая красивая женщина на свете. Моя жена.
Должно быть, отец думал, что я уже сожалел о своем решении - я поймал на себе его странный взгляд. Нет, я ничуть не сожалел. И даже если общество отвернется от нас (а в этом я почти не сомневался) я буду чувствовать себя счастливым рядом с ней.
Как ни странно, но отец не стал со мной спорить:
— Возможно, ты прав. Но я всего лишь поступал так, как подсказывал мне мой разум. Я всегда осознавал свой долг перед предками. Лефевры были в родстве с самими королями, и я не мог позволить, чтобы...
Тут он посмотрел на Айрис, и я выпрямился, готовый броситься на ее защиту. Если он позволит себе оскорбить ее хоть словом, это будет последнее, что он сделает в моем замке. Кажется, он это понял, потому что предпочел отступить.
— Но вы хоть понимаете, что перед вами будут закрыты двери всех столичных дворцов? — строго спросил он.
Мы с Айрис переглянулись и дружно рассмеялись. Что нам были какие-то светские салоны, когда перед нами лежал целый мир?
— НУ, что же, поступайте, как хотите, — смирился он.
— А двери вашего дома? — спросила вдруг Айрис. — Они будут открыты для нас?
Отец ответил не сразу, но спустя несколько мгновений на его тонких бледных губах всё-таки мелькнула улыбка.
— Твоя жена хитра как тысяча лисиц. Но да, я буду рад видеть вас у себя, - и ворчливо добавил: — с кем же еще мне будет поговорить после того, как от Лефевров отвернутся все, кто ценит благородную кровь?
Селеста захлопала в ладоши, и напряжение спало. Но мы не сразу услышали, что, сказал появившийся на пороге Барруа, и ему пришлось повторить:
— Простите, ваша светлость, но прибыл граф Амальрик и хочет немедленно вас видеть.
— Граф? - удивился я. — Конечно, Барруа, проводите его сюда.
Отец Габриэллы никогда не приезжал в этот замок. И я сам не искал с ним встреч, испытывая перед ним чувство вины. Но сейчас я даже обрадовался, что он сам нанес нам визит — я должен был попросить у него прощения.
Его сиятельство вошел в гостиную и огляделся. Но остановил