— Даже не думай, Олег!
Твою ж мать! Они меня насильно женить на этой лахудре решили. Ладно, этот дикий мужик из Тюмени. А мои? Тоже против меня играют? Почему?
От отчаяния хочется выть.
Я все потерял. Семью, любимую. Сейчас еще и жизнь свою просру.
«Если выход из дома только через ЗАГС, я схожу туда с этой тупой телкой. А наутро разведусь», — думаю мстительно.
«Но тогда придется алименты за чужого ребенка платить», — морщусь как от боли. С какого хрена, собственно?
В любом случае ЗАГСа не миновать. Зайду, распишусь, и за Ленкой рвану. Она должна понять. Я не виноват! Если она не поймет…
Тогда жизнь моя закончится. Зачем жить, если без Ленки?
Подскакиваю с кровати. Спускаюсь вниз на первый этаж. Кошусь на дядьку Гену, маминого брата, задремавшего в кресле. Надо же! И его вызвали!
Прохожу через зал к стенке, где мать хранит выпивку. Беру с полки бутылку водки ноль семь. С сомнением гляжу на нее.
Нет! Для полного отрубона явно недостаточно.
Снова заглядываю в ящик секретера, который мать важно называет баром. Бар! Твою налево.
На заднем плане маячит большая бутылка «Финляндии». Отцу кто-то подарил на день рождения. Трогать нельзя. Но это в обычной жизни. А сейчас у меня форс-мажор.
«Ты пошел против меня. Поддержал врага», — думаю мстительно. Выуживаю бутылку. Нечаянно звякаю ей о другие. Дурацким звоном бужу дядю Гену.
— Олежка… Ты чего? — бубнит он сонно.
— Да нормально все, — мотаю головой.
— Ты это… Не вздумай сбежать, — предупреждает он тихо. — Там во дворе тесть твой с пистолетом ходит. Бандит какой, что ли? Батя дежурит у огородов. Ольгу он предупредил… Она собак на ночь спустила.
— Да куда я с подводной лодки, — морщусь раздраженно.
Ишь, суки, со всех сторон обложили!
Сжимаю в руке бутылку. Иду к себе. И только в спальне спохватываюсь. Бл. дь. Я же стакан не взял.
«Ну да ничего! Из горла войдет больше» — Пытаюсь отрыть бутылку.
Но сколько ни кручу, насечка не рвется. Тут бы ножом поддеть. Но спускаться неохота. Родня подумает, что я решил самоустраниться, и поднимет вой.
Хотя по мне никто плакать не станет. Я для всех — расходный материал. Для матери и для отца.
А я любил их.
Люблю…
А они меня предали. Просто связали по рукам и ногам и в студеную реку бросили. Ну да переживу как-нибудь.
Родаки никуда не денутся. Ленка ушла. Вот главная беда.
«Домой она все равно вернется. А значит, и я никуда не уеду. Распишусь с Ксюхой. А потом сразу подам на развод. А когда ребенок родится, тест сделаю. Сто пудов, не мой. Значит, и алименты платить не придется», — со всей дури дергаю крышку. Насечка срывается. Острым краем вонзается мне в ладонь.
Твою ж мать!
Инстинктивно подношу руку к губам. Слышу, как сзади открывается дверь.
— Олеженька…
Ксюха, чтоб ее!
— Чего тебе? — рявкаю не поворачиваясь.
Но моя беременная подстава прытко проходит в комнату.
— Ой, ты порезался, — округляет глаза.
— Уйди, слышишь, — рычу, теряя терпение.
— Но тебе же надо обработать рану, — неуверенно тянет она.
— Ага, сейчас, — ухмыляясь, лью элитную водофку на ладонь. — Все. Свалила быстро отсюда.
— Я никуда не пойду, — топает она ногой. — Мы с тобой пара. Муж и жена. У нас ребенок будет! — всхлипывает она, задирая подбородок. И смотрит на меня внаглую. Вот же дрянь!
— Да пошла ты, — отмахиваюсь я. — Какой ребенок? Я к тебе не прикасался, сука!
— Олег! — лепечет Ксюха. — Как же так… Я же…
И плачет навзрыд. Или я, конченый дурак, трахался с несовершеннолетней и напрочь забыл об этом, или Ксюха — редкая мразь и сука.
Но про себя я все знаю. Вроде в своем уме и в твердой памяти. У меня диплом с отличием. У единственного на потоке.
Нет. Забыть я не мог.
А с другой стороны… Если Ксюха сейчас рожать начнет. И с ребенком что случится? Кто виноват будет?
Правильно, Олег!
— Делай что хочешь, — бросаю, придвигая стул к окну. Сажусь, гляжу на небо, усыпанное звездами. Делаю глоток. Адское пойло обжигает нутро. На глазах выступают слезы. Словно через размытую линзу смотрю на черный бархат неба. Тянусь за телефоном и в который раз за сегодня набираю Лену.
Идут гудки. Тревожные и протяжные. Где она? С кем? Кто сейчас ее успокаивает? Знаю, что переживает. Любит меня. И я ее тоже люблю. До неба! До печенок, до отчаяния! Так и скажу, когда встретимся. Только бы выслушала меня и простила.
Снова пью. Сзади слышится легкий скрип пружин. Ксюха вздыхает, укладываясь на мою постель.
Ни стыда, ни совести у проклятой бабы.
— Олеженька, давай поговорим. Завтра свадьба. Нельзя же так, — неуверенно лепечет она.
— Отвали, — бросаю ощерившись. Если б этой суки тут не было, я бы выпил со стакан и задрых бы. Но меня колпашит от одного только присутствия чужой беременной бабы. Хочешь пристроить мне своего ребеночка? Тогда держи ответку!
Снова прикладываюсь к бутылке. Пью как не в себя. Смотрю на звезды, как когда-то с Ленкой. И чуть не вою от безнадеги.
— Так нельзя, — подскакивает с постели Оксана. — Достаточно уже, слышишь! Чего ты добиваешься?
— Не видеть тебя. Никогда не знать! — поднимаю на нее мутный взгляд. — Вали отсюда, девочка!
— Куда валить? — вздергивает она подбородок.
— К себе в Тюмень и вали. Или куда хочешь, — усмехаюсь горько. — Только подальше от меня.
— Олег, пожалуйста, — наматывает сопли на кулак Ксюха. — Перестань так со мной разговаривать. Ты у меня в ногах валяться должен. Мама хотела сразу в полицию заявить об изнасиловании. А я уговорила ее к тебе приехать.
— Вот спасибо! — зажав бутылку в руке, падаю на колени. Бьюсь головой о ковер. — Заступница ты моя! — воплю издевательски.
Машинально переворачиваюсь на спину и растягиваюсь звездой.
— Все. Иди спать, — велю резко. — Я на тебе завтра женюсь. Не беспокойся. Через неделю разведемся. И чтобы я твоего духу рядом не видел. Поняла?
— А как же ребенок? — придерживая живот, опускается рядом Ксюха.
— А он мой? — цежу глухо и снова пью.
— Твой, Олежек, твой, — пытается отобрать у меня бутылку Оксана.
— Руки убрала, — рявкаю я. — Отвали от меня, слышишь.
— Как скажешь, милый, — воркует она. Ложится на постель. Кидает мне подушку.
— Спасибо, — подкладываю под голову. Делаю еще один глоток и пытаюсь понять, как мне вернуть Лену. Кого бы перетащить на свою сторону? С Катей надо поговорить. Сестра родная. Должна помочь.
Проваливаюсь в пьяный тревожный сон. Ленка убегает, я пытаюсь догнать…
И просыпаюсь утром