«Не паникуй. Ты уже вышла замуж», — уговариваю саму себя. — «Обратной дороги нет».
— Очень хорошо, — со знанием дела кивает Лариса. Подает мне балетки, усыпанные стразами. — Лучше их. Весь день спокойно проходишь. Укутывает мне голову фатой из тончайшего кружева ручной работы.
А в комнату уже въезжает Любовь Даниловна с синей бархатной коробкой.
— Это наше семейное украшение, — открывает ее торжественно. — Свадьба — прекрасный случай выгулять, — радостно и открыто улыбается мне свекровь и сияет, будто ребенок.
А я в ужасе смотрю на тисненное бархатом нутро, где покоятся ожерелье, браслет, брошки и пара гребней. От блеска бриллиантов у меня в глазах рябит.
— Все надеть? — переспрашиваю в ужасе.
— Что захочешь, — смеется свекровь. — Я надевала весь комплект. Помнишь, Катя?
— Да, конечно, — кивает та и добавляет с легкой усмешкой. — Только ты дома в нем была. Никуда не выходила. А то бы настучали люди добрые.
— Тогда я возьму на свадьбу гребень и ожерелье, — решаюсь несмело.
— А серьги? Серьги тоже надо, — тараторит рядом Лариса. — Браслет… А я надену брошку!
— Тебе не положено, ворона, — шутливо щелкает невестку по лбу Катерина. И Лара сникает. А мне становится стыдно.
Все мне? Зачем?
Но зато когда выхожу к гостям во время свадебной церемонии, понимаю, почему так старались Катя и Люба.
На каждой гостье серьезные украшения, хоть сейчас сдавай в музей. Но мой обвес, как я понимаю по завистливым взглядам, самый дорогой и изысканный.
Красивый моложавый актер театра во фраке произносит красивые слова, которые совершенно не трогают душу.
«Люблю тебя до неба!» — словно наяву слышу голос Плехова. И не верю ни одному слову. Ерунда это все. Иллюзия.
Альберт в смокинге и с белой бабочкой кажется мне голливудской звездой. Смотрю на него и думаю. Это правда мой муж? Я же простая девчонка…
Супруг берет меня бережно за руку. Целует пальцы, смотрит лукаво и, видимо, почувствовав мое настроение, произносит хрипло.
— Я не буду клясться в любви, Алена. Словам цена нулевая. Я лучше докажу свою любовь делами. Согласна, любимая?
— Я тоже, — киваю, смаргивая слезы. Со всех сторон родственники кричат «Горько», и я оказываюсь в крепких объятиях мужа.
— Люблю тебя, — шепчет он и целует нежно. А потом поднимает вверх зажатый кулак.
— Йес! Она — моя! — кричит под аплодисменты гостей.
А после официальных поздравлений меня отводит в сторону мама.
— Я в шоке, Лена. Не по Сеньке шапка, моя дорогая. Ты решила назло Олегу выйти замуж за богатого мужика. А на деле испортишь жизнь себе. Тебя вышвырнут из этого дома, да еще детей отберут, — в сердцах бросает она тихим шепотом. — У богатых своя жизнь, у нас своя.
— Этого не случится. Я приложу все силы, мама. Научусь. Дотянусь. Буду соответствовать, — заявляю торжественно и серьезно. — Мы с Альбертом повенчались, и собираемся жить друг с другом до глубокой старости. Как вы с папой, — выдыхаю я и не сразу понимаю, какую глупость сказала.
— Спасибо, дорогая, — улыбается мама и крепко обнимает меня. — Что бы ты не отколола, солнце мое, знай. Я всегда рядом. Всегда помогу и утешу.
— И папа? — смотрю на нее с надеждой.
— И папа, — кивает мамуля. — У тебя все получится. У этой… как ее… получилось.
— У кого? — спрашиваю недоуменно. Из наших знакомых за слишком богатых людей никто не выходил.
— Да у Золушки, — смеется мама, и я вместе с ней.
Глава 61
— Ты где, Альберт? — звонит мне Аленка после занятий. Октябрь в этом году выдался мягким. Солнце светит, паутинки летают. И я сам улыбаюсь во все тридцать два.
Выжили. Отмахались. Исполнителей сразу ликвидировали, потом и к организаторам дотянулись. Весь клубок распутали. Поквитались.
И Алену я забрал. Повенчались мы. В любви еще не призналась. Но я думаю, скоро…
После приезда из Геленджика мы решили немного сократить церемонию и активности. Пригласили на свадьбу только самых близких. Пришлось самому к тестю съездить. Ну как на венчании без родителей? Даже моя мама присутствовала. На руках внесли пацаны и на коляску усадили. Отец, Катя, Сэм с Ларой, племянники.
Вот только прокурорчика нашего не было. Хотя подарок этот хитрый жук прислал. И делами прикрылся. Ну и по фиг с ним. Главное, Алена моя красивая. За руку меня держала, в глаза смотрела. Мы теперь с ней перед Богом, перед людьми и перед чертом — муж и жена на веки вечные.
— Где? — оглядываюсь по сторонам. — К больнице подъезжаю, — улыбаюсь довольно. — Спускайся.
А сам быстрым шагом подхожу к лаборатории. Звоню заведующей.
— Ко мне в кабинет поднимайтесь, — велит она.
Взбегаю на третий этаж.
— Можно? — постучавшись, распахиваю дверь.
— Да, конечно, — встает из-за стола она. — Результат положительный, — пожимает плечами.
— Как и договаривались, — протягиваю ей конверт.
— Он и так положительный, Альберт Валерьевич, — смотрит на меня в упор. — Не понимаю, почему такой ажиотаж вокруг этого теста.
— Кто-то еще интересовался? — приподнимаю бровь.
Могла Алена моя. Ее результат больше всех касается. Не пройдет она мимо, как бы я не надеялся.
— Да, девочка от Павлини прибегала. У моей помощницы спрашивала. Та ей распечатку дала.
— Ну и хорошо, что положительный, — улыбаюсь я самой светской из улыбок.
И выйдя на улицу, поднимаю глаза к небу.
«Вот же сучка!» — усмехаюсь криво. Нет, не Алену имею в виду. У нее ресурс есть, грех не воспользоваться. Собственно, ради нее и перестраховался. И бабла отвалил. А оказалось, зря потратился.
Девка эта! Оксана!
Всех нас поимела, сучка!
Знала же заранее. А все строила из себя девку-давалку. Ну не сука ли?
«Ладно, проехали!» — выдыхаю тяжко. Ради счастья товарища Плехова мне ничего не жалко. Пусть, сука, с женой тащится на Север и забудет о нас навсегда.
— Крюк, — звоню главному куратору операции. — Тут такое дело… — пересказываю вкратце. — Сдается, девка твоя свою партию играла. Но со мной такие номера не проходят… Как она умудрилась, не знаю…
— Так мамаша ее одну ампулку еще перед Новым годом для себя выпросила. Видимо, чет там осталось, и дочура воспользовалась. Заманила курсантика на чаек, — хихикает радостно Крюк.
— А потом я ей счастливую замужнюю жизнь профинансировал…
— Так это…
— Опа, — фыркаю я. — Значит так. Пусть она с ним катит по месту службы. А там стерпится — слюбится.
— Так ребенок только родился, Валдай. Жалко же…
— Ты себя пожалей лучше. Промухал самое главное. Ну и не зверь же я, ребенка отца лишать. И на Северах живут люди.