— Протухшая колбаса... - стали доноситься комментарии, — сыр дор-блю... я бы даже сказал дор-блэк. Йогурты и молоко лучше не открывать. мне кажется, что они начнут с нами разговаривать!
Саша вышел обратно.
— Ленок, пойдём, может, в кафешке какой-нибудь позавтракаем? А потом в магазин сходим, затаримся.
— Честно говоря, мне не хочется из дома выходить.
— Хмыря этого что ли боишься?
— Побаиваюсь.
— Да хорош тебе, — Саша подошёл ко мне и обнял со спины, — если он приблизится, я ему хлебало разобью уже по-серьёзному.
— У него столько денег, что он может найти способ нам напакостить!
— Ты ещё не поняла, что у меня их тоже немало?
— Но не столько...
— Деньги — это ещё не всё. Он на чужой территории. И, к счастью, не все менты и чиновники у нас продажные. Знаю хороших мужиков, попрошу их разобраться и, глядишь, этому уроду въезд в страну запретят.
— Это... действительно возможно?
— Лен, выкини это всё из головы. Всё, его нет и больше не будет. Он — моя проблема, — подумав, Саша добавил: — Все твои проблемы теперь — мои проблемы, поэтому забудь о них, а если что-то побеспокоит, просто говори мне.
Я долго смотрела ему в глаза, повернувшись. С каждой секундой, казалось, моё сердце любит его всё больше, и не понимает, как не отозвалось на этого человека в Париже.
— Почему ты не был таким во Франции? Почему я сразу не поняла, какой ты?
Саша пожал плечами:
— Ухаживать я не умею, и не владею всякими искусствами обольщения, как эти краснобаи восточные. Мне как-то делать проще, а что я тебе в Париже сделать мог? Предложение? Ты бы всё равно меня там послала подальше.
— Какая же я была дура!
— Да и я дурак, — он улыбнулся, прижав меня к груди, когда я положила накормленного сына обратно в кресла, — надо было брать тебя в охапку, и увозить.
— Представляю, как бы я сопротивлялась!
— Да, сложно с вами, женщинами! — засмеялся он. Поцеловал меня, взяв лицо в ладони. Потом сказал: — Всё, теперь собираемся и идём завтракать! А то я такой голодный, что сейчас даже просрочку из холодильника умну.
— Не надо, ты нужен мне живым!
— Было бы глупо, не умерев под пулями, быть поверженным испортившейся колбасой.
Мы захохотали оба, и стали собираться на прогулку вместе с Сан Санычем.
А когда уже шли в поисках подходящего кафе, Саша увидел вперёд ювелирный салон, и затащил меня туда, в подтверждение намерений подобрав золотое кольцо и надев мне его на палец.
— Ну вот, — просиял он, — теперь точно никуда не денешься.
— Даже не собиралась! — горячо прошептала я. Разве в здравом уме кто-нибудь попытается убежать от счастья?
* * *
Саша сдержал своё слово — как и всегда, потому что, в отличие от некоторых, он обманывать не любил и не умел — и с Набилем разобрался. Не знаю как и через кого, мне не хотелось особо вникать и даже произносить это имя, некогда порождавшее страстную дрожь. Но этот человек больше не появлялся в нашей жизни, а, может быть, даже в нашей стране.
Мы с Сашей подали заявление, но никаких торжеств по случаю свадьбы устраивать не стали. Его мать отказалась приходить, уговорив и мужа не появляться, а потому и я никого из своих звать не стала. Мы скромно расписались, а вместо медового месяца как раз поехали в мою деревню, познакомить, наконец, родных с сыном. Потом мы слетали на неделю в Москву. У него там были дела и, заодно, Саша познакомил меня со своей дочкой от первого брака, смышлёной девчушкой, такой же голубоглазой и светловолосой, как и он. У меня едва не покатились слёзы из-за того, что мой Сан Саныч совсем не такой, не похожий на Сашу. И дело не в том, что из-за его карих глаз, смуглой кожи и чёрных волос все понимали, что он у меня не от мужа, а в том, что я действительно хотела ребёнка от Саши, чтобы это был его сын. Наш сын.
Но и Сан Саныча он усыновил, оформив по всем полагающимся правилам.
И всё же, желания должны исполняться. Спустя год с лишним после свадьбы, когда мы с Сашей наряжали ёлку, готовясь к встрече нашего второго супружеского Нового года, а сынишка уже вовсю бегал под ногами, восхищённо хватаясь за шары, которые я только и успевала забирать аккуратно из его ручонок, чтобы не побил, Саша подтащил большой красный мешок и стал вынимать из него подарочные коробки:
— Так, это тебе, это Саньку. И это тебе, а это опять ему. И это тоже тебе.
— Боже, куда столько?!
— Чтобы до Рождества каждое утро был подарок. И праздничное настроение на весь день!
— Оно у меня и так рядом с тобой всегда праздничное, — поцеловала я его в щёку, — но у меня для тебя тоже подарок есть.
— Ленок, да ладно тебе...
— Нет-нет, я серьёзно. Хотя положить его под ёлку я не могу. Пока что.
Саша заинтриговано на меня воззрился.
— Это что ещё за подарок такой?
— Самый лучший.
— Я даже не сомневаюсь! Из твоих-то рук...
— Он не совсем из рук, — засмеялась я. Саша совсем растерялся, недоумевающий, о чём идёт речь:
— Я подумал было, что ты мне пирог испечёшь.
— Испеку — хоть десять! — я вынула из кармана вязаной кофты, синей в белую снежинку, сложенную бумагу. — Это, скажем так, сертификат.
— Только не скажи, что посылаешь меня в фитнес! Знаю, я немного поднабрал, но только потому, что кто-то слишком вкусно готовит!
— Нет, это не фитнес, — я протянула ему листок и, одновременно с тем, как он его разворачивал, сказала: — Это сертификат на отцовство.
— Чего? — бегая глазами по строчкам, Саша не сразу въехал в смысл гинекологической справки. Видимо, только где-то на словах "десятая неделя" до него стало доходить. — Ленок...
— Да, Александр Дмитриевич, вы станете папой.
— Лен... - поднял он глаза, опуская руку с листком. — Леночка моя! Ты... господи ты боже мой!
Он подхватил меня и, целуя, куда попадал: в шею, щёки, подбородок, завертел возле ёлки. Я предостерегающе застучала по его плечам:
— Тише ты! Сейчас сшибём всё! Не споткнись о шнур от гирлянды!
— Да хрен с ними! Лена! — он поставил меня и поцеловал теперь уже в губы. Сан Саныч замер неподалёку, удивлённо смотрящий на сошедших с ума маму