Мне стоило узнать об этом раньше, когда впервые увидела его в музее, несущим ахинею и всё, что приходило на ум.
— Твоя бывшая жена… достойная женщина.
— Так самое смешное! — он действительно посмеялся. — Она мне потом призналась, что пока меня не было, уже и разлюбить меня успела, а тут вдруг привозят инвалида. А мы ж не расстались перед прощанием, поругались, но точки над i не поставили. И она подумала, как бессовестно будет бросить человека в таком состоянии, люди назовут её дрянью. Вот она и ходила за мной ухаживать не из любви, а из чувства долга и жалости.
— Выходит, вы женились без любви?
— Получается, что так. Но, стоит отдать нам должное, для людей без любви мы очень дружно и без претензий друг к другу прожили, пока не осточертели один другому окончательно, — Саша покосился на меня, — поэтому я понимаю, когда ты говоришь, что лучше подождать, прежде чем вступать в брак. Я знаю, о чём ты думаешь.
— Прости меня…
— Тебе не за что извиняться. Я и сам не хочу второй раз на те же грабли.
Каждый день приносил всё больше поводов для того, чтобы уважать Сашу. Он был максимально открытым и честным, бесстрашным и бескорыстным, отзывчивым и готовым помочь в беде буквально любому. И в одну из ночей, когда жила у него уже недели три, мы всё-таки оказались в одной постели, он стал целовать меня и не смог остановиться, пока не раздел и не занялся со мной любовью. А я и не пыталась его остановить.
С тех пор мы спали вместе. Были рядом каждую ночь, если не считать пару Сашиных отъездов: один раз он летал в Москву на день рождения к дочке, где-то на пять дней, в другой раз на два дня уезжал по делам компании. И во время его отсутствия я ощущала незнакомое ранее одиночество. В отличие от Набиля, Саша не вызывал подозрений, что поедет не только к дочери, но и к жене, будет там спать с кем-то ещё, изменять. Он присылал фотографии, как они сходили в океанариум, как гуляли в парке, ничего не скрывал и обо всём рассказывал. Что бы после этого мне ни говорили про женскую мнительность, я была убеждена, что на ровном месте она не появляется, и мужчина, который на самом деле не совершает за твоей спиной подлости, никаких подозрений не вызовет.
— Тебе разве не нужно на работу? — чуть потянувшись, перевернулась я на спину, чтобы посмотреть в Сашины голубые глаза.
— Без твоего завтрака никуда не поеду, — поцеловал меня он ещё раз.
— Так говоришь, как будто я готовлю что-то особенное!
— Неважно что ты готовишь, важно как!
— И как же?
— С душой. Ты же искусствовед, ты всё превращаешь в искусство.
— Ладно, подлиза, иди, брейся и умывайся, а я — на кухню.
Слезшие каждый со своей стороны кровати, мы отправились в разные помещения, он — в ванную комнату, я — к плите. На самом деле мне нравилось готовить, не вообще, а для нас — для него, для себя, для будущего ребёнка. Мне начинало нравиться быть домохозяйкой, и это после того, как я защитила кандидатскую в Париже и работала в Лувре! Я думала насчёт того, чтобы устроиться в Новосибирске, но кто возьмёт на работу женщину, которая вот-вот родит? Саша настоял, чтобы я «не рыпалась», как он выразился, а отдыхала и заботилась о себе. Совершала медленные пешие прогулки, записалась на йогу или пилатес, рисовала, если хочется.
У него пропиликал в спальне телефон. Я повела головой на звук и продолжила помешивать манную кашу, чтобы не образовались комочки. Наверное, в офисе уже ждут. Секретарша у него была дама лет пятидесяти, но предусмотрительная и требовательная, без неё он бы точно не справлялся, потому что в делах, требующих пунктуальности и официальности, вёл себя раздолбаем, предпочитающим застольные переговоры и обходные пути.
Он вышел на кухню, гладковыбритый и свежий, в одних трусах. Подошёл, чтобы приобнять и коснуться губами моей шеи. По коже пробежали мурашки:
— Ещё не готово!
— Знаю, но хочу между каждыми действиями делать перерыв на поцелуй.
— Вот как? — я не поддалась и, игриво вредничая, не обернулась. — У тебя сообщение пищало.
— Вряд ли что-то срочное.
— Не хочешь начать одеваться?
— А вдруг обляпаю рубашку? Нет, сначала надо позавтракать.
— Ну вот ещё! За столом надо выглядеть прилично!
— Неужели я до сих пор тебя смущаю своим раздетым видом?
— А если так?
— Давай тебя тоже разденем для симметрии? — потянул он пояс халата, развязывая его. Я перехватила и, дёрнувшаяся, невольно капнула с ложки кашей на пол.
— Так, не балуйся! Иди уже!
— Ладно-ладно, — извернувшись, он всё равно меня привлёк к себе и поцеловал, и только потом отпустил и ушёл в спальню. Я оторвала бумажное полотенце, вытерла пол. Потом прошлась влажной тряпкой. Вернулась к помешиванию. Стояла тишина, как будто Саша снова уснул вместо того, чтобы начать собираться:
— Ну, что там? На работе потеряли? — Тишина продолжала висеть в ответ. Правда, что ли уснул? — Саш! — выключив конфорку, я пошла за ним. От двери я увидела, что он стоит у тумбочки, до сих пор не натянув ни штанов, ни рубашки, и держит телефон в руке. Смотрит в него. — Саш? — настораживаясь, позвала его я. Он поднял голову и посмотрел на меня. — Что там такое? Кто пишет?
— Бербер. Мне надо будет ехать к ним.
Глава 3
Я не знала, что мне делать. Когда-то, в период ухаживаний, в Париже, настойчивость Набиля была сногсшибательной, покоряющей, зажигающей страсть. Сейчас она скорее пугала и отвращала. Хотелось надеяться, что он не выкинет какой-нибудь недобрый фокус. А ещё хотелось надеяться, что Саша вернётся как можно скорее. Но он сказал, что его, вполне возможно, не будет неделю, а то и две. Без лишних комментариев и объяснений, он оставил номер своих родителей, и мне не понравился этот жест. Что это значило? Зачем мне будет связываться с ними без него?
— Я не стану звонить им, — прямо сказала я ему.
— Мало ли, что-то нужно будет…
— Я дождусь тебя.
— А вдруг рожать начнёшь? — посмотрел он мне в