Позвонив своим родителям, я обрадовала их, что они стали бабушкой и дедушкой. Мама тотчас спросила:
— Саша за тобой приедет забирать?
Они видели его и были знакомы, маме он нравился, но когда он уехал — я не сказала им об этом, чтоб не волновались за меня.
— Да, конечно!
— Так хочется прилететь к вам и посмотреть на внука! Но сейчас никак не получится, ты уж нас прости!
— Не извиняйся, мам, я всё понимаю! Не волнуйся, попозже на внука посмотрите. Может, мы сами к вам первыми прилетим.
— Вот было бы здорово! Саша, наверное, пьёт где-нибудь с друзьями? Сына обмывает!
У меня защипало в глазах:
— Нет, что ты, он же не пьёт больше. Завязал.
— Вот это он умница! Какой же хороший!
Я поскорее сменила тему и попрощалась. Ещё хоть слово о том, какой Саша замечательный — и пить начну я.
* * *
Мы с матерью четверых детей выписывались в один день. Укладывали сумки. Точнее, она укладывала, потому что прибыла подготовленной и заранее, а я с собой кроме маленькой сумочки с документами, мобильником и кошельком ничего не имела, так что просто сидела и болтала, ожидая отмашки врача.
— О, мой приехал, — выглянула женщина в окно и помахала вниз, ожидавшему её супругу, — явился, гляди! С шарами и цветами! Вот чего деньги тратил? Дуралей.
Я поднялась и посмотрела тоже, не подходя близко к окну. Стоял у подержанной иномарки какой-то невысокий мужичонка с двумя парнишками школьного возраста. Они все вместе вытаскивали из машины шарики и делили между собой.
— Ваши старшие? — поинтересовалась я.
— Ага. Мелкая дома с бабулей осталась, — она посмотрела на меня, — твой когда приедет?
Я опустила глаза, отходя подальше, к кровати третьей соседки: её увезли, наконец, рожать, но с помощью кесарева.
— Чего такое? — поняла, что что-то не так, собеседница. — Поссорились, что ли?
— Нет. Он... не может приехать.
— Набухался? — подумав немного, предположила она. Ну почему у нас в России из всех причин первая всегда связана с алкоголем? Почему мы сами так дурно мыслим о своих мужчинах? И я ведь была такой же, пренебрежительно-презрительной, потому и выбрала сначала Набиля.
— Он воюет, — выжала я через силу, — добровольцем.
— Ох ты ж, бедная моя! — отбросив сборку вещей, она подошла и обняла меня. — Извини. Ты ж не говорила, где он, пока лежали.
— Не могу об этом говорить... не хочу.
— Ладно, ладно! — погладила она меня по голове. — Всё хорошо будет, не волнуйся! Вернётся, увидит сына... всё будет в порядке!
У меня не нашлось слов, чтобы ответить. Я просто застыла и ждала, когда она отойдёт, чтобы перестать чувствовать эту жалость и, подобное моему, предчувствие неотвратимого несчастья.
Я выходила из роддома после неё минут через двадцать, чтобы не столкнуться с весёлой толпой её семейства, которая некоторое время поздравлялась и шумела у ворот. У меня в руках был только сынок, на плечах висела сумочка. Хотелось пройтись немного, потом вызову такси и поеду домой...
Вдруг на моём пути выросла Тамара Сергеевна. Я разве что не вскрикнула, отступив на шаг назад. Что она здесь делает?!
— Леночка! — Сашина мама улыбалась. Чуть позади стоял серебристый лексус, её машина, которую она сама водила, катаясь по салонам и магазинам. — А я тебя жду, жду!
— Что... что вы тут делаете?
— Что ж ты меня не набрала, а? Мне супруга Олега Степина позвонила, Сашиного товарища, говорит, ты родила! — Вот чёрт! Катя же не знает, что это не от Саши. Надо было ей сказать, предупредить! Но теперь уж поздно... — Я скорее звонить сюда, связалась с главврачом, узнала, когда у тебя выписка. Дмитрий Евгеньевич тоже хотел приехать, но у него дела.
— Да ничего страшного, не стоило, и вы могли бы...
— Ну, дай взглянуть на внука! — протянула Тамара Сергеевна руки с винного цвета маникюром. Я только сильнее прижала сына к груди.
— Тамара Сергеевна...
— Ой, не говори, что ты из тех, кто до крещения никому не показывает дитё! Да и к тому же, это чужим нельзя, а родным-то можно!
Да вот в том-то и дело...
— Тамара Сергеевна, я...
— Отбрось эти предрассудки, — она ловко подошла ко мне, заглядывая в голубой конверт. У меня оставалось желание отклониться, увернуться, прикрыть Сан Саныча, но я понимала, как это будет глупо выглядеть. Она спросит, что не так с ребёнком, что ты его прячешь? И что я отвечу? Поэтому я осталась стоять, предоставив всё на волю судьбе.
Сашина мама — моя несостоявшаяся свекровь — нагнулась к личику младенца, улюлюканье уже было на её улыбающихся губах, когда оно остановилось. Лицо посерьёзнело, взгляд стал жёстким и цепким, забегал по чертам ребёнка, слишком смуглым для славянских. И волосы были чернее некуда. Тамара Сергеевна перевела взгляд на меня и смотрела так пронзительно, словно насквозь меня просветить хотела.
— Ты — натуральная блондинка, — едко подытожила она. Больше ничего говорить не требовалось, она всё поняла. — Это не Сашин ребёнок!
Не вопрос, а утверждение. Я посчитала, что отпираться — ниже собственного достоинства. И для чего? Я не собиралась скрывать правду, только решимости в себе не нашла.
— Да, он не его, — признала я.
— Ах ты... девка! — "Леночка" сразу же было забыто. — Ах ты дрянь! Пока мой сын рискует жизнью, ты... ты держала его тут за дурака?!
— Он знает, — сдерживая волнение, пролепетала я.
— Что?!
— Он знает, что это не его ребёнок. Он собирался его усыновить...
— Врёшь! — вскричала мегерой Тамара Сергеевна. — Врёшь, он бы не взял тебя с каким-то ублюдком от черномазого! Ты с каким таджиком и по каким притонам ползала?!
— Прекратите меня оскорблять, вы не смеете!..
— Смею, ещё как смею! Я к ней со всей душой, а она... дрянь, какая же ты дрянь!
— Тамара Сергеевна!
— Даже имени моего не произноси! Видеть тебя не хочу! И проваливай из Сашиной квартиры, чтоб когда он