— Вы шутите?! Куда я пойду, я же...
— Меня не волнует! Проваливай со своим чёрненьким выродком, поняла меня?! Сейчас же отдай мне ключи от квартиры!
— У меня там вещи, кроватка...
— Всё купленное на наши деньги? Ну-ну! Отдавай ключи, я сказала!
Меня всю затрясло и голова закружилась. Я чувствовала, что лишаюсь сил, что не могу сопротивляться и спорить, что всё зашло в какой-то тупик, и я беспомощна, слаба и выброшена куда-то в пропасть. Хватит ли у меня денег на гостиницу? Разве что на хостел, дней на десять, может быть, но пустят ли туда с плачущим младенцем?
— Позвольте хоть личные вещи забрать! Там моё бельё и...
— Хватит! — подняла она ладонь, морщась так, словно я воняла. — Не надо только перечислять, что там твоего. Садись в машину, при мне заберёшь всё, что тебе нужно, чтоб ничего лишнего не вынесла! Так и быть, это я тебе позволю, но потом — убирайся!
Я смотрела в её ледяные глаза, которые больше не верили ни единому моему слову. Она считала, что я обманула Сашу, предала его, изменила ему, и что он никогда бы не усыновил чужого ребёнка. Как же она ошибалась.
— Хорошо. Спасибо, — нашла я в себе гордость не опускаться до ответного скандала и поблагодарить её за уступку.
Тамара Сергеевна сняла машину с сигнализации, кивая на заднее сидение:
— Не обляпайте только со своим ублюдком салон!
После каждого подобного слова было желание развернуться и идти прочь, куда глаза глядят. Но я не могла остаться совсем без всего, мне нужно было взять пеленочки, памперсы, распашонки, которые я уже купила. Кроватку, увы, вытащить я уже не смогу. Просто не хватит сил. Кого я позову на помощь? Катю с Олегом? Он, как сослуживец Саши, тоже решит, что я того обманула, и пошлёт куда подальше, ведь вряд ли Саша делился с ним всеми подробностями, хоть тот и присутствовал при моём спасении... Нет, я не могу им позвонить, да и вряд ли им будет куда меня приютить, у самих двое детей.
Я устроилась на заднем сидении, с любовью придерживая сына, и мы поехали. Это для кого-то он был ублюдком, а для меня — единственным смыслом жизни сейчас, тем, благодаря кому у меня ещё не опустились руки, любимым мальчиком. Хотя состояние такое в душе, что хоть под поезд! Я думала, что хуже уже быть не может, но чёрной полосе было куда чернеть...
И вот, через полтора часа я стояла на улице с чемоданом, ребёнком и схваченной с тумбочки в последний момент визиткой Набиля. Она жгла мне карман, и тем не менее — оставалась последней надеждой как-то решить свои проблемы...
Глава 7
Посмотрев на условия в самом дешёвом хостеле Новосибирска — в восьмиместной комнате с двухярусными кроватями — я готова была согласиться, но все запротестовали, увидев, что у меня на руках грудной, так не кстати заплакавший ребёнок.
Я сидела на лавочке. На улице темнело. Немые слёзы катились по лицу, и я начала понимать, как люди доходят до мыслей о самоубийстве. Мне было так тяжело, горько и страшно, что всё вокруг погрузилось в беспросветный мрак. Только сынишка удерживал меня на плаву и, поняв, что на себя мне уже плевать, проще махнуть рукой, забыть о гордости и счастье, лишь бы дать ему хоть какие-то достойные условия, я набрала номер Набиля и нажала вызов.
За пять долгих гудков мне сто раз хотелось сбросить и отключить мобильный, чтобы он не имел возможности перезвонить и дозвониться. Но момент был упущен, и Набиль поднял. Его голос звучал удивлённо:
— Да?
— Привет... - пробормотала я, едва не забыв от стресса французский.
— Элен?
— Да, это я.
— Что ж, — Набиль хмыкнул, — я уж и в самом деле успел поверить, что ты никогда не решишься позвонить мне.
— Если ты не заткнёшь свой сарказм куда подальше, я немедленно положу трубку.
— Прости. Я просто действительно ошарашен немного.
— Я оторвала тебя от очередной любовницы? Хотя при ней ты бы не поднял...
— Может и тебе тогда стоит свой сарказм попридержать? — Набиль больше не звучал просящим и умоляющим. Впрочем, умоляющим он никогда не бывал, скорее умело уговаривающим. — Я курю кальян с друзьями, если хочешь знать, чем я занят.
— Это неважно. Мне... нужна помощь. И прежде чем ты вставишь что-нибудь о том, что меня бросили или ты предсказывал какие-то события, то нет, ты не угадал! Мне нужна помощь, потому что мужчина, за которого я собиралась замуж... возможно... погиб.
По ту сторону повисло молчание. Прежде, чем вновь зазвучал голос Набиля, я услышала, как он выдохнул в сторону кальянный дым.
— Возможно?
— Он участвовал в боевых действиях. И пропал. Прошло уже довольно много времени...
— Да, такой исход предугадать было сложно. Ты выглядела очень самоуверенной при нашей последней встрече.
— Если ты передумал и не собираешься больше помогать...
— Я этого не сказал, — перебил он меня. С каждым произнесённым словом мне всё неприятнее было вести переговоры. Очень боязно было договориться до того, чтоб он потребовал взамен чего-то, на что я пойти не смогу. — Она уже родилась? Моя дочь.
Был ли смысл лгать дальше? Никакого. Правда была уместнее и выгоднее.
— Это сын.
— Сын? — Набиль опять изумился. — Но ты говорила...
— Я солгала.
— Зачем?
— Думала, что так тебе будет менее интересно.
— Я похож на человека, для которого пол определяет отношение?
— Да. В частности — уважение и значимость. Ты сексист, считающий, что мужчинам позволено больше.
Набиль вздохнул, видимо, поняв, что я действительно звоню от безысходности, не имея желания с ним связываться, и во мне по-прежнему живёт обида и злость.
— Где ты сейчас?
— Примерно там же, где ты меня нашёл.
— Сможешь прилететь в Марокко?
— С ума сошёл? С новорожденным?! Не говоря о том, что это невероятно тяжело, у меня не хватит денег ни на какие билеты.
— Я мог бы прислать свой джет...
— Я никуда не полечу, Набиль, с меня этого довольно. Хочешь помочь нам? Помоги в России.
— Хоть какие-то деньги у тебя есть?
— Не знаю, на сколько мне хватит... если не смогу найти дешёвый номер с гостинице, то дня на три.
— У тебя нет жилья?
— Квартира же была не моя. Мне... не удалось остаться в ней.
— Подожди минуту, — он отвернулся в сторону и заговорил с кем-то по-мароккански. Закрыв глаза, я считала секунды, чтобы не думать ни о чём, не нагонять на себя