— Пока!
Затем, сунув ноги в домашние тапки, буквально несусь по ступеням единственной лестницы. Чуть не сбив по пути одного из соседей, поздоровавшись с ним на ходу, торопливо бегу. Прибываю на первый этаж вместе с лифтом.
— Я справлюсь! — шепчу я, запыхавшись, — Справлюсь, Виталь! Дай мне шанс!
Не знаю, что требую. Шанс для нас, для Капустина? Всё и сразу!
Она усмехается:
— Шанс, говоришь? Так он был у тебя. Сколько шансов ещё тебе нужно дать? Десять?
— Единственный! — достаю указательный палец. Изо всех сил желая увидеть в знакомых глазах хоть какую-то нотку сочувствия. Неужели, ей так… всё равно? Для неё это всё, наша жизнь, наш налаженный быт, наши чувства — пустое? Ненужное? Прошлое? В будущем — кто-то другой, но не я…
— Нет, Кость, извини! Я уже всё решила, — отвечает со вздохом.
— Решила? Решила, значит? Это коронная фраза твоя! Я уже всё решила!
— Прошу, не ори, — цедит Вита. И в этот момент в подъезд входят люди. Благо, не наши соседи. Нам приходится их пропустить.
Когда лифт закрывается, обоняние чувствует запах… Знакомый! Капустин, пока мы ругались, уделал резиновый коврик Эльвиры Степановны.
— Вот, полюбуйся! — торжественно отходит Виталя и демонстрирует мне результат «непосильный трудов», — И всё благодаря тебе!
Я чешу подбородок. Размышляю рассеянно: «Когда я в последний раз брился? Вчера, или позавчера?».
— Будь добр, прибери… за собой, — говорит на прощание.
— Блядь, — запрокинув лицо, я досадливо щурюсь. И слышу, как снизу доносится:
— Браво!
Мне приходится взять этот коврик, и под шумок подниматься с ним в лифте, пока нет других пассажиров. А потом, отдраив над ванной, спустить. Наудачу Эльвира Степановна спит. Или, может, на даче ночует? Хотя, вроде рано ещё.
Как бы там ни было, одной проблемой становится меньше. Но это такая малость, в сравнении с тем, что теперь я один. Вернувшись в квартиру, я выношу из кабинета цветок. Теперь можно ставить его, где угодно! К примеру, на кухне. Чтобы пить чай, или кофе и разговаривать с ним. Раз больше не с кем.
Что я и делаю:
— Только ты у меня и остался, — говорю, поливая.
Сердечки, «разбитые» поздним цветением, уже опадают на стол. Я сажусь, опираясь на локоть. И, кажется, что моё собственное сердце тоже вот-вот упадёт и умолкнет навеки.
Глава 13. Вита
Манускрипт, оставленный Милой, я прочитала от корки до корки. Это не просто её письмена. Он заверен юристом! В нём она претендует на долю в бизнесе, равную половине всего, что имеем на данный момент. Справедливости ради, резон в этом есть. Она — вдохновитель и автор идеи, она сочиняла меню и следила за всем, что касается кухни. Но именно мой вклад в совместную мысль дал нам право работать. Именно я в своё время платила огромные взятки всем органам власти и всем министерствам. Лишь бы только зажёгся зелёный!
Своё имя вот в этой бумаге, Милана фактически сделала брендом. И называет себя — начинателем всех самых лучших идей. В то время как до «ВитаМилы» она была просто никому неизвестный кондитер-энтузиаст. И только став частью совместного детища, получила известность. Уж сколько я сделала для того, чтобы о ней заговорили повсюду! Даже дизайнера наняла, который создал нам продвинутый профиль в социальной сети, а заодно облагородил её личную страницу.
Она говорит, что буквально жила на работе, не пропуская ни единого праздника, отдавая себя на все сто. Но, по честному, из нас двоих я щадила Милану. Я всегда, при первой возможности, давала ей передышки. Позволяла работать из дома, даже систему слежения установила. Которая съела почти весь бюджет! Лишь бы Мила могла отдохнуть. Понимаю же, творчество требует сил непомерных. А уж я как-нибудь пережду, и мигрени, и насморк, и даже «особые» дни.
Сперва я хотела отдать ей безропотно всё, о чём она просит. Но мой внутренний демон сказал, что такая отдача несвойственна мне. Что я перестану себя уважать! Ведь я уже отдала ей то самое ценное, что имела. Шумилова. Неужели ей мало? Выходит, что мало…
Вспомнились дни, когда мы только в мыслях владели кафе. И Костин подробнейший бизнес-план оживал постепенно. Помню, как он сделал нам иллюстрацию. Рисовать он умеет неплохо! Но, реши он стать художником, то стал бы карикатуристом. Рисунок был до того смешной и весёлый. На нём была Мила, с мешочком деньжат, что упали ей после развода. И я, с малышом на руках, Тоша был ещё маленьким. Над моей головой была куча вопросов. Что давало понять — я в смятении! А Милана уверенно шла в мою сторону, собираясь поведать свой план.
Над всем этим действом парил в позе лотоса он, наш Господь. А точнее, наш ангел-хранитель. Это он так себя обозвал!
— А это что, золотой дождь? — уточнила Милана, повторив пальцем некие капли, что сыпались с неба на нас с ней, минуя его.
— Каждый думает в меру своей распущенности! — изрёк Константин, и объяснил нам, несведущим, — Это манна небесная.
— Ой, ну ты слышала, манна? — прыснула со смеху Мила, — Да уж, от скромности ты не умрёшь!
Интересно, где сейчас этот рисунок? Жаль, я не помню! Возможно, его уже нет. Но в моей голове он остался на веки.
Я позвонила Никите. Ведь он говорил: «Ты звони, если что». Вот это «если что» наступило. И я обратилась к нему. У меня, к сожалению, нет таких связей. У Шумилова, может быть, есть знакомый юрист. Но обращаться к нему… После того, что он сделала! Никита, он тоже обидел меня в своё время. Но срок давности его грехов далеко позади. В конце концов, он сполна поплатился за всё. Рассчитался жизнью ребёнка. Такого я бы не пожелала даже врагу.
Он взял трубку практически сразу. Наверно, держал телефон под рукой.
— Вита! Я очень рад тебя слышать! — его голос и вправду звучал очень радостно.
Я улыбнулась:
— Решила тебе позвонить.
— Хотел бы надеяться, что просто так. Но подозреваю, причина гораздо более веская, чем просто услышать мой голос.
— Веская, ты прав, — подтвердила я.
— Я внимательно слушаю, Вита! — выжидающе выдавил он.
Я взяла себя в руки:
— Никит! Скажи, у тебя не найдётся юриста? Желательно, чтобы это был адвокат, со стажем.
— По бракоразводным делам? — его голос стал немного насмешливым.
Мне захотелось ему возразить! Но… Я подумала, что и по бракоразводным в скором времени мне пригодится.
— Нет, Никита. По бизнесу, — усмехнулась невесело.
— А… что