Богачёв сел в свой джип. Тот чуть отъехал в сторонку, стоит. Неужели, он думает, Вита его позовёт? Это просто немыслимо!
Я беру сигареты, сую их в карман своей тёмной джинсовки. Рукой причесав волосню, отправляюсь к нему. Иду не спеша. Как бы просто гуляю. На ходу вынимаю початую пачку «Петра». Я сегодня купил! Думал, так, для проформа. Пускай полежат в бардачке. Но сейчас понимаю, их время пришло.
Подойдя к внедорожнику, типа Рендж Ровер, опираюсь на крышу рукой, и стучу в боковое стекло. Открывают не сразу. Стекло отъезжает с едва ощутимым жужжанием, являя взору отделанный кожей салон. Богачёв «отдыхает» на заднем сидении. Чистит перья, которые я «проредил».
Усмехаюсь, поставив свой локоть в проёме окна задней дверцы:
— И чего? Ждёшь, что тебя пригласят?
Водитель его на переднем сидении молчит. Богачёв одаряет насмешливым взглядом:
— Как и ты.
Я ворочаю пачку в руках:
— Я могу и с ночёвкой в машине остаться. Ради Виты могу хоть на лавочке спать!
Мой голос звучит вызывающе. Типа: «Слабо?». Хотя, понимаю умом, что такие, как он не привыкли спать в полевых условиях. Наверное, он на морях выбирает отели 5 звёзд? И, скорее всего, окунает свои телеса не в морскую водицу, где плавают «смертные», а в особый бассейн для таких небожителей, как и он сам.
— Любопытно! А почему не с супругой? Ах, точно! Она же тебя прогнала? — он приглушённо смеётся. Расчёской водя по густой бороде.
«Ты ещё свою шерсть на груди расчеши, чтобы лучше смотрелась», — рассерженно думаю я.
— Нас обоих прогнали! — напоминаю.
— Как в фильме, ага, — говорит Богачёв, и пихает расчёску в нагрудный карман пиджака. Рукав у него некрасиво оторван. Моих рук дело! Надеюсь, пришить не получится? Хотя, Богачёву купить новый костюм — как два пальца опи́сать. Это у меня каждая футболочка — это не просто одежда, а символ любви.
Я не хочу уточнять, в каком именно фильме. Не о кино говорим! А давлю на «больную мозоль». Помню, как загорелись глаза, когда я напомнил ему о годах:
— Ты староват для таких приключений!
— Дался тебе мой возраст? — лениво раскинувшись, произносит хозяин Рендж Ровера. В этой машине и жить можно. Этакий дом на колёсах. А уж, какой на сидении может быть секс...
— Ещё лет десять, и начнутся проблемы с потенцией, — издаю тихий вздох сожаления, — Потому и торопишься? Чтобы успеть.
— Мне любопытно, а что у вас с Витой случилось? Или у вас с ней... Как это? — он намеренно долго подбирает слова, — Гостевой брак? — наконец выдаёт.
— С чего бы? — я хмурюсь.
— Колечко не жмёт? — усмехается он.
— В самый раз! — говорю, уже грубо.
— Угостишь сигареткой? — косится на пачку, которую я машинально измял.
Я бросаю одну на сидение. Не хочу контактировать с ним! Богачёв усмехается, глядя на эту подачку. А затем вынимает свои. Макинтош. В портсигаре. Выжидает, глядит исподлобья. Ждёт, что я попрошу угостить. Хрен тебе! Вынимаю зубами из пачки одну сигарету. Выпрямляюсь. И, отвернувшись спиной к его джипу, позволяю себе закурить.
Эх, Виталина убыла бы точно! Вспоминаю сейчас, как она вела носом на дне рождения у Майки, когда я курил. А теперь... Ей, наверно, плевать, что я ем, и как гроблю себя почём зря.
Спустя пару мгновений с другой стороны от меня хлопает дверца машины. Богачёв появляется рядом со мной, с сигаретой во рту. Встав метрах в двух, с наслаждением тянет в себя ароматный табак. Я делаю пару затяжек.
— А теперь давай начистоту, — обращаюсь к нему по-мужски, — Что тебе нужно от Виты?
Он намерено долго молчит. Как же бесит заносчивость в тёмных глазах. Как будто он ставит себя выше всех. Выше меня, так уж точно!
— Нужно не мне от неё, а ей от меня, — говорит, наконец. Я не могу удержать в себе вздох удивления:
— Ей от тебя? Интересно!
— Ей нужна поддержка, — говорит он, — И я это чувствую.
— Какой ты, однако, чувствительный! — произношу, сплюнув под ноги шмат горьковатой слюны. Ненавижу его! Рядом с ним ощущаю себя безнадёжным подростком. Ни на что не способным. Как будто я — часть его злобной игры.
— Вы сколько с ней прожили? Двадцать лет? — уточняет он, пуская дым изо рта.
— Двадцать один, — отвечаю я хмуро.
— Солидно, — одобрительно хмыкает он, — Признаться, я делал ставку на меньшее.
— Делал ставку? В каком это смысле? — я смотрю на него с отвращением. Так, будто он только что рассказал мне какой-то постыдный секрет.
— Прикидывал, что вы с ней расстанетесь, через годик-другой, — говорит он с такой убеждённостью, будто и впрямь делал ставку на нас.
Мне становится не по себе. Как будто все эти годы я был под присмотром. Словно кто-то чужой наблюдал за моей личной жизнью. Этот кто-то довольно реален, он в этот самый момент курит рядом со мной...
— Думал, вернёшься сюда и утешишь? — бросаю сквозь зубы.
— Ну, ты ведь утешил, — констатирует он, — Спасибо на том! И за то, что мою дочь вырастил, тоже спасибо.
Меня накрывает! Да так, что в глазах темнота... Выронив то, что ещё не успел докурить, на асфальт, я бросаюсь к нему. И вцепляюсь! Как там, только что, в обветшалой парадной. Но только сильнее! Прижав к боковине огромного джипа, рычу в обнаглевшее злое лицо:
— Майя моя дочь! Ты понял, ублюдок? Она — моя!
Из машины выходит водитель. Вырастает, как гриб! Метра два высотой, и такой же в плечах. Клон Сильвестра Сталлоне.
— Никита Георгиевич, какие-то проблемы? — произносит спокойно.
Наверное, прежде чем кинуться, ему нужно услышать команду хозяина: «Фас!». Но тот, даже будучи мною прижатым к машине, кивает:
— Нет, Вань, всё нормально.
Однако же, взгляд говорит об обратном. Мол, надавишь сильнее, и я натравлю на тебя своего волкодава.
Я с трудом разжимаю сведённые пальцы. Отступаю на шаг от него. В голове монотонно звучит: «моя дочь, моя дочь, моя дочь». Молоточками бьёт по вискам его фраза: «Спасибо, что вырастил».
Я буквально себя заставляю уйти. Сесть в машину. Оставить снаружи всё то, что сумел пробудить этот хрен. Майя — моя дочь! Ведь отец — тот, кто вырастил.
«Спасибо, что вырастил». Спасибо? Спасибо! Спасибо... Твою мать! Вот, урод! Сглотнув, я цепляюсь за руль. Не хочу уезжать! А