Беру трубку, весело бросив:
— Алло!
— Костенька? — мамин голос не предвещает плохого. Звучит, как обычно. Слегка озабоченно, но не более того.
— Да, мам, ты по делу звонишь, или так? А то я убегаю, — я и впрямь убегаю. Сегодня назначена встреча с одним человечком. Его мне подбросил Комар. Говорит, у того большой опыт решения разного рода дел «ниже пояса». Так мой приятель назвал то, что случилось со мной!
— Да так, просто! — делится мама, — Хотела узнать, как вы там? Почему не приехали на выходных?
— Да когда? — удивляюсь, — Антошка же в лагерь уехал.
— Уже? — восклицает она, — И вот дался ему этот лагерь? Нет бы, к нам! Тут и лес рядом, птички поют, и зелёнка поспела.
— Ребята, компания, нам не понять, — выдыхаю.
— Да, да, знаю я! Что ему с нами, со стариканами делать? — усмехается мама, — А вы? А Майюша?
— Майка сессию сдаёт, а я принимаю экзамены. Вита... У неё много дел в «ВитаМиле». Так что, и времени нет, — сочиняю. Точнее, пытаюсь представить нашу жизнь такой, какой она бывала обычно в подобное время.
— Ой, занятые вы мои! — мама привычно журит, — Ну, хоть на годовщину приедете?
— Ну, естественно! — заверяю её. Хотя, сам, признаться, уже не уверен. Точнее, я сам-то приеду. А вот приедет ли Вита?
— Я уж надеюсь, — смеётся мамуля, — От папы привет!
— Ему тоже! — желаю я, радуясь, что удалось завершить разговор без последствий.
С грустью припомнив, что скоро у них годовщина, я думаю: «Вот же подарочек мы подготовили им! Лучше не выдумать». Мам, пап, мы разводимся! Нет, уж. Придётся убалтывать Витку поехать, играть на показ, а потом, уже после... придумаем, как рассказать.
Человечек, а именно Вася Песков, заседает в социальном отделе администрации. Прежде он был адвокатом, тоже социальным. То бишь, бесплатным! Для всяких убогих, безденежных, вроде меня. Нет, я — ещё пока денежный! На старых «дрожжах» протяну какое-то время. И даже мог бы нанять адвоката из платных. Вот только зачем? Ведь дело пока не дошло до суда. К тому же, я Комару доверяю! Кого попало он мне не подсунет.
В кабинет прохожу без очереди. Оказалось, меня уже ждут. За столом в тесной комнате, вроде кладовки, сидит человек. За обилием папок его не видать! Только слышится хруст и щелчки по компьютерной мышке. Вот уж, точно! «Архивная крыса» — не зря говорят про таких.
Он встаёт, когда я подхожу. Обнаружив росток, ниже среднего. На носу — окуляры, на лбу — колоритная плешь. Ну, что ж! Сразу видно, что в теме.
— Здравствуйте, прошу вас! — он, указав мне на стул, вынимает платок из кармана. Протирает им лысину, снова кладёт в свой карман, произносит, — Я изучил ваше дело. Весьма любопытная вещь!
Я, сев к столу и оказавшись за папками, вместе со стулом пытаюсь найти положение, из которого буду видеть его:
— Хочу сказать вам большое спасибо!
— Пока ещё не за что, — хмыкает он.
— За то, что уделили мне время, — возражаю. Хотя знаю заранее, что Комаров просто так никого ни о чём не попросит. Наверняка, этот Вася Песков ему чем-то обязан. Но это меня не касается.
— Я, знаете ли, увлечён изучением нравственных норм. По первой специальности я — социолог. И темой моей диссертации было: «Молодёжь в системе социального воспроизводства». Вторая специальность моя — ГМУ, что означает...
— Государственное и муниципальное управление, — завершаю я фразу.
— Всё верно! Но социология мне интереснее. К примеру, сейчас меня сильно заботит вопрос — куда движется наша мораль? И чего ожидать от молодёжи? Какие устои у них в голове? Уж, поверьте мне, за время работы своей насмотрелся такого...
— Охотно верю, — киваю в ответ.
— Моя цель касаемо вашего дела — составить досудебный анамнез, — произносит с таким интересом, как будто нам предстоит партия в шахматы.
— Досудебный? — цепляюсь за этот пугающий термин, — Значит ли это, что дело отправится в суд?
— Мы постараемся этого избежать, — произносит Песков, — Знаете, было бы там изнасилование... А так! Суду лень разбираться с такими делами.
— Изнасилование? — у меня аж мурашки по коже от этого слова, — Да Бог с вами! Что вы несёте?
Василий опять вынимает платочек. Протерев свою лысину им, он кладёт его в нагрудный карман пиджака:
— Я несу людям свет! И вам в том числе. Так что не бойтесь, и можете быть откровенны со мной.
Я вздыхаю в ответ:
— Постараюсь.
— Наша цель, — произносит он следом за этим, — Заключается в том, чтобы Светлана Моисеенко...
— Моисеева, — поправляю его деликатно.
— Моисеева! Отозвала своё заявление. Но если она это сделает, значит, признается в том, что врала, — поправляет очки на широком носу.
— Но ведь оно так и есть? — хмурю брови, пытаясь понять его логику.
Песков выдыхает. Угодив в свою отрасль знаний, что называется, поймав волну, он как рыба в воде. Я тоже как рыба! Но которую выбросило на берег волной, а как добраться до воды, она понятия не имеет...
— Всё равно это редкость, — говорит с умным видом, — Чаще всего те, кого и впрямь домогались, молчат. Опасаясь огласки. Ведь огласка же — это позор!
— Что позорного в том, чтобы защищать свои права? — недоумеваю я.
— К сожалению, репутация сильно страдает, — говорит он, стуча по столу ровной стопкой листов, — Многие винят в этом случае потерпевшую. Вот как сейчас. Вы знали, что Света не сдала летнюю сессию? Её отчислят, скорее всего! Бюджетных мест не так много.
— Стоило догадаться, — произношу с сожалением в голосе. Ведь она была молодцом! И училась всегда на «отлично». Неужели оно того стоило? Погубить мне карьеру? Себе... Уж не знаю, чего она там погубила себе? Как отчислили, так восстановят! А вот меня уже не вернут «в колею».
— Оно и к лучшему! — восклицает Песков, — Учиться дальше на том же курсе она бы вряд ли смогла.
— Почему? — удивляюсь.
— Ну, подумайте сами, — говорит он со мной, как с младенцем, который не понимает элементарных вещей, — Сокурсники знают, преподаватели знают...
— Сокурсники знают? — прерываю его. Ведь Моложаев меня заверял, что не выдал имён.
— Ну, не знают сейчас, так узнают потом, — говорит