Я закрываю глаза, и так гадко внутри. Даже во рту горьковато.
— Да уж, Света, натворила делов, — говорю.
Но его моя боль не смущает. Он, положив на столе белоснежный листок, вооружается ручкой:
— Предлагаю заполнить анкету. Тест будет быстрый! Отвечать только «да», или «нет».
— Да, хорошо, — соглашаюсь. Ведь это не следователь и не допрос. Просто беседа с одним из людей, которые могут помочь разобраться в ситуации. И уверенность в голосе Васи Пескова внушает надежду на это.
— Выделяли ли вы среди прочих учениц Моисееву Свету? — произносит он быстро.
— Я? — хмурю брови.
— Отвечать только «да», или «нет», — напоминает он коротко.
— Э..., - вспоминаю я, — Да, наверное.
Ведь я выделял. Но исключительно ради её ученических навыков. Способность учиться, воспринимать материал и усердие. Этого в ней, не отнять, было много!
— Вы понимали, что нравитесь ей? — продолжает Песков.
— Да, — пожимаю плечами. Ведь я понимал! И пытался быть вежливым. Ах, если б мне знать...
— А она вам, как девушка, нравилась? — говорит собеседник.
Этот вопрос уже чересчур откровенный. Хотя, он и призывал меня быть откровенным! Но не настолько же? Да, она нравилась мне! Ну, а кому не понравится это? Красивое, юное тело. Влюблённость в глазах. Но это не значит, что я собирался использовать Свету в своих грязных целях. И не было целей! Вообще никаких.
— Затрудняюсь ответить, — бросаю невнятно.
Он, слава Богу, не делает повторных попыток спросить. Идёт дальше:
— Вы оставались один на один?
— Да, — отвечаю, — Но это не то...
— Только «да», или «нет», — быстро бросает Песков.
— О, Господи! Да, — выдыхаю.
Василий безбожно потеет. Я вижу, как струйка течёт по лицу. Так вот зачем ему этот платочек? Но сейчас он сосредоточен настолько, что даже не чувствует этого казуса.
— Был ли у вас телесный контакт с заявительницей?
Я вспоминаю «телесный контакт». Поцелуй. Тот единственный, после которого Света ушла вся в слезах. А что я должен был делать? Оставить надежду? Я же не был с ней груб! Насколько, я помню...
— Да, — отвечаю.
— Инициатором были вы? — произносит вдогонку.
— Нет! — отрицаю я, — Нет, конечно! Я даже в мыслях...
— Довольно, — сделав пометку в своей так называемой «анкете», он изрекает, — Ну, вот и всё! Результат удовлетворительный.
— В каком смысле? — пытаюсь понять.
— Понимаете ли, — завершив тестирование, он наконец-то берёт свой платочек и вытирает им пот с гладкой лысины, — В годы студенчества я увлекался созданием тестов, на основе которых можно понять, врёт человек, или нет.
Его взгляд излучает сияние. Так бывало со мной, когда я изучал свои домыслы, наблюдая за поведением Виты. Она и сама не знала, насколько была показательна в ряде случаев. И многое из того, о чём я писал в методичках, взято мною из жизни. Из нашей с ней жизни.
К примеру, когда мы узнали, что будет ребёнок. Наш общий ребёнок! То я отказался узнать его пол. Поспорил с Зарецким. Мол, если родится девчонка, то он ставит ящик спиртного. А если пацан, я плачу ему тем же! В теории игр эта схема зовётся «игрой с положительной суммой». Когда я, независимо от исхода игры, получаю свой выигрыш. В первом случае — ящик спиртного и дочь. Во втором — долгожданного сына, которого мне подарила жена.
А сейчас я в таком положении, когда от меня ничего не зависит. Уже ничего! Ни в работе, ни в жизни. И ощущаю себя, как игрок в казино, сделавший ставку «ва-банк», и ждущий теперь с гулко бьющимся сердцем, какое число ему выпадет.
Вечером Толик Зарецкий меня утешает. Сидим в том же баре, и пьём.
— Тебя твоя Анька больше ко мне не отпустит, — отбираю я рюмку у друга.
— Отпустит! — хватает меня за рукав, — Я с её лучшей подругой не спал!
И смеётся. Потом подпирает ладонью небритую щёку, и смотрит, так долго, с тоской:
— Твою ж мать! И чё за херня происходит? По всем, сука, фронтам!
— Не у тебя же! Ты-то чего убиваешься? — хмыкаю, вновь опрокинув в себя пятьдесят граммов водки.
Толик меня «догоняет». Закусив огурцом, говорит:
— Я ж за тебя убиваюсь! Мне прям аж хочется этой заразе сейчас позвонить и сказать ей всё, что я о ней думаю!
— Ты какую заразу имеешь ввиду? — говорю.
— Я имею ввиду..., - взгляд Толяна мутнеет. Наверно, и я также выгляжу? Так как официантка, принёсшая нам закусить, деликатно отводит глаза.
— Виталину твою я имею ввиду! — добавляет Толян.
— Виталина моя... не зараза! — машу головой, отчего мой разжиженный мозг подаёт «стоп-сигналы».
— А кто она, Кость? — возражает Зарецкий, — Всю душу она тебе выела ложечкой, вот так вот! — хватает он чайную ложку. Черпнув из пиалы горчицы, кладёт на язык, — Твою ж мать!
Я подвигаю к нему огурцы. Он, схватив сразу два, начинает активно жевать. И краснеет, как рак! Того и гляди, пар пойдёт.
— Колбаски бери, — говорю, взяв с тарелочки ломтик нерезочки. Мясная и сырная, грибочки в густом маринаде, капуста, колбаски на гриле. И водочка. Как ветродуй, вымывает из сердца всю горечь. Назавтра нахлынет опять, я заранее знаю! Но, то будет завтра. А сегодня? Сегодня я пьян.
— Я люблю её, — «бью» себя в грудь.
— В том и проблема! — продышавшись, Толик тычет в меня указательным пальцем, — Баба должна любить больше, чем ты! Вот Анька моя меня любит, как кошка! И никуда не уйдёт, ни к кому.
— Это ты так решил? — усмехаюсь. — А тут и решать нечего, — говорит, развалившись на стуле, — Теорема не требует доказательств! Она как меня увидала тогда в институте, так сразу и втрескалась. А я ещё долго мурыжил её, проверял.
— Ну и чё, проверку прошла? — говорю я с издёвкой. Толик всегда обожал, когда бабы любили его. А вот любил ли он сам хоть кого-нибудь? Честно признаться, не в курсе.
— А то! Доказала свою верность и преданность, ё-моё! — произносит с таким самомнением, что я утираю глаза.
Толик сдувается:
— Чё ты смеёшься? Баба как кошка! Кто погладил, к тому и ластится.
Я выдыхаю:
— Афоризмы пошли, щас частушки польются.
— Чьи слова? — щурится Толик.
— Ты меня на слабо не бери! — наполняю я рюмку, — Я не пьяный ещё, понял? Шолохов! Тихий Дон.
Зарецкий хватает свою:
— Вот за что я тебя уважаю, Шумилов, так это за то, что ты даже будучи в зю-зю пьяным, не теряешь способности к здравомыслию!
— За здравомыслие! — поднимаю я тост.
Мы, громко