— Я клянусь жизнью наших детей, это правда.
Он нервно сглотнул. Верно, моя клятва звучала излишне убедительно?
— Вита, Вит..., - ладонь его вновь начинает скользить в направлении меня.
Я дёргаюсь:
— Не касайся меня! — одеяло взлетает, Шумилов сжимает ладони в кулак.
— Хорошо, — шепчет он, — Я тебе объясню! Я спал с Миланой давно. В первый раз это было ещё до того, как мы с тобой стали встречаться.
— А мы стали встречаться? — смотрю на него с удивлением, — Мне кажется, мы поженились и всё.
«А точнее, ты взял меня в жёны, надеясь прослыть благодетелем. Хотел в Рай попасть? Не судьба!».
— Ну, — раздражается он, — До нашей женитьбы!
— Ах, вот, значит, как? — демонстрирую крайнюю степень сочувствия, — Бедняжки! Так долго терпели?
— Терпели? — он мнёт одеяло в руке, — О чём ты, Вит? Да я вообще... Я даже не думал о ней!
— Ну, конечно, — кладу книгу на тумбочку и принимаюсь готовиться ко сну.
— Вита, пойми! — упирается он, — Я и в прошлый-то раз переспал с ней от безысходности. Просто так вышло! Ты отвергла меня, ты спала с Богачёвым...
Подушка достаточно взбита. Но я продолжаю усердно взбивать:
— Прекрати нести околесицу! Всё, что было тогда, не имеет значения. Имеет значения то, что сейчас.
Я ложусь, отвернувшись спиной. Укрываю плечо одеялом.
— Вит, я..., - пытается Костя найти оправдания. Но поиск заходит в тупик.
— Кость, хватит, а? Я устала! — вздыхаю, — У меня от тебя голова разболелась. Сделай доброе дело, уйди в кабинет.
Слышу, как уязвлёно сопит за спиной. Поднимается, скрипнув кроватью. Вернув на место штаны и перебросив футболку через плечо, он уходит. В дверях застывает, глядит на меня. Я со своей стороны — ноль внимания! Продолжаю моститься, как будто сейчас только это волнует.
Испустив тяжкий вздох, он уходит. В нашей спальне становится тихо. И теперь мне уже всё равно, как лежать.
Глава 4. Костя
Утро приходит с Капустиным, который пробрался ко мне в кабинет, в приоткрытую дверь. Я полночи не спал. Всё сидел и бессмысленно думал. А потом отрубился! На пару часов. Судя по цифрам на заснувшем экране компьютера.
Капустин, поставив мне лапы на грудь, тычется мордой в лицо. Мокрым носом, в мой нос.
— Эй, дружище, слезай! — я сгоняю его с себя на пол.
Разминаю затёкшие косточки. С ума сойти можно! Время всего полшестого.
— Ну, и какого рожна ты меня разбудил в такую рань? — ощущаю себя, будто вовсе не спал.
Витка встанет к семи. Антошка — того позже! В квартире царит тишина. И в этой тишине мне приходит идея.
— Капустяныч, ты — гений! — треплю я пушистую холку, — Сейчас я тебя прогуляю. И заодно сам взбодрюсь! А потом приготовим с тобой завтрак. Что там любит Виталя? Овсянку?
Я тихонько иду в направлении кухни. Проверяю, есть ли в холодильнике молоко. Всё есть! Молоко и варенье. Даже кусочек сливочного масла, в аккуратной маслёнке. Осталось погуглить, как варится каша.
Именно этим я занимаюсь, пока чищу зубы. Так… 100 мл. хлопьев, 300 мл. жидкости… Всыпать, когда закипит и варить 15 минут. Странные люди! Кто меряет хлопья миллилитрами? Ведь их нужно взвешивать в граммах!
Вывожу на прогулку Капустина. Утро раннее, однако, город уже пробудился. Жужжит голосами машин. Ранние пташки, прохожие, как воробьи, торопливо бегут по делам. Я зеваю. Ещё не проснулся! Рассвет озаряет верхушки домов. В палисаднике нашего дома уже расцветает жасминовый куст.
Выбираю из веточек самую «спелую», до которой могу дотянуться. Обрываю три штуки, чтобы вышел букет.
— Капустин, давай поскорее! — дёргаю пса, — Нам ещё завтрак готовить.
Мы возвращаемся. Капустин слегка недоволен. Видимо, не нагулялся? Я тихонько вхожу, разуваюсь. Домашние спят. По дороге на кухню решаю взглянуть, как там Вита.
Погружённая в мягкий рассеянный свет, наша спальня такая уютная. Витка спит, отвернувшись спиной. Мне так хочется лечь рядом с ней! Устремляюсь на кухню. Достав молоко, выливаю в кастрюлю. Жасмин оставляю лежать на столе. Вдруг меня посещает идея! И я возвращаю назад миниатюрную вазу. Решаю, взамен украшению утренней трапезы, положить этот скромный букет рядом с ней, на постель. Только главное — не разбудить!
Дорогу от кухни до спальни преодолеваю на цыпочках. На сей раз проникаю, как вор, в приоткрытую дверь. Притворяю её за собой, чтобы Капустин не ныркнул следом и не «сорвал операцию». Обхожу наше ложе…
Виталя лежит на боку, чуть зайдя на мою половину постели. Одна нога согнута, вторая прямая. Рука под подушкой. Любимая поза жены! Я умиляюсь тому, как забавно расслабленным выглядит личико Виты. Не так уж и часто мне удаётся увидеть её вот такой. Безмятежной. Обычно, когда просыпаюсь, её уже нет.
Рыжие волосы мягким шатром охватили подушку. Тонкие веки дрожат, видят сон…
«Моя милая рыжая девочка», — думаю я. Я люблю тебя так, что сказать невозможно. Даже больно в груди от того, как люблю!
Опускаю жасмин на подушку, свою. Надо было придумать записку. «С добрым утром, любимая!». Вроде того.
Вижу на тумбочке старый блокнот. Я всегда ношу с собой ручку, для мыслей. Люблю их фиксировать в письменной форме. Очень кстати сейчас! Вырываю листок.
И, успев написать: «С добрым утром, лю…», — я чувствую запах. Воняет горелым… О, нет! Молоко!
Оставляю блокнот на подушке. Стараясь её не будить, выхожу в коридор. И вприпрыжку бегу в направлении кухни.
Вонища стоит нестерпимая! На плите запеклась грязной коркой сбежавшая масса. А в кастрюле осталось всего ничего… Чертыхаясь, я ставлю её под струю, открываю окно и врубаю кухонную вытяжку.
Виталина заходит на кухню, когда я пытаюсь отдраить плиту.
— Что это? — кривится, — Шумилов, ты что тут устроил?
— Я завтрак готовил, — бурчу.
— Ты? — усмехается Вита, с сожалением глядит на плиту.
— Я всё вымою сам, — убеждаю.
Она, одарив снисходительным взглядом, бросает:
— Само собой!
«Во сне ты мне нравилась больше», — рассерженно думаю я. Почему-то в рецепте автор забыл написать, какую подляну способна устроить молочная каша.
Умывшись, собрав волосы в маленький хвостик, она возвращается. Молоко, что осталось в бутылке, выливает в глубокую миску. И ставит его не на газ, а в микроволновку. Суёт мне под нос пачку с хлопьями:
— Не требует варки! Их нужно просто залить молоком!
Взгляд такой, что мне стыдно. Ощущаю себя идиотом! Витка умеет смотреть так, что любой ощутит…
Когда в дверях появляется Тоха, я почти уничтожил улики. Только запах остался! Наверное, он ещё долго будет меня раздражать.
— Чё за вонь? — корчит Антон недовольную рожицу.
Вита уже приготовила кашу,