— Сюда.
Мы последовали за ним в хранилище. Это был лабиринт из стальных дверей, каждая с уникальным гербом. Наша ячейка оказалась небольшой, но выглядела надежно. Гоблин вручил нам два идентичных ключа.
[Системное уведомление]
Создана общая ячейка: [Ключники].
Доступ имеют: [Маркус], [Легенда].
Я тут же открыл дверь, забросил внутрь первый попавшийся элексир из инвентаря и снова закрыл.
— Формальность, — бросил я Михаилу. — Но важная. Теперь у нас есть… официальное представительство в этом мире. А теперь пошли.
Мы вернулись в главный зал. Я подошел к другому клерку, на этот раз человеку с усталым лицом, и попросил провести в зал совершения сделок. Тот кивнул и, не задавая вопросов, провел нас к неприметной двери в боковой стене. За ней оказался узкий коридор и еще одна дверь, обитая толстой кожей.
— Комната для заверения сделок номер семь, — монотонно произнес клерк. — Будет в вашем распоряжении час.
Дверь за нами закрылась, и мы оказались в полной тишине. Комната была небольшой, круглой, без окон. Стены были отделаны темным, звукопоглощающим материалом. По периметру шли тусклые руны, которые, как я догадался, и обеспечивали системную изоляцию. В центре стоял простой каменный стол и два стула.
— Итак, — начал я, садясь. — Ты просил тишины. Ты ее получил. Я говорил с руководством. Они знают о «Сверхперсонаже», но считают, что это я. Есть еще одно место для анонимных встреч. Туториал. Если нам удастся синхронизировать вход в «оживший» инстанс, это будет еще одно абсолютно непрослушиваемое место.
Михаил не сел. Он прошелся по комнате, касаясь кончиками пальцев стен, словно проверяя их на прочность. Его движения были плавными, уверенными движения человека, который чувствует себя в своем теле абсолютно свободно.
— Сложно, — наконец ответил он, останавливаясь у стола. — Для синхронизации нам нужен будет точный тайминг. Секунда в секунду. А как мы будем его координировать, не вызывая подозрений? Любой чат, любой внешний мессенджер… они мониторят все. Если два их главных «актива» вдруг начнут обсуждать синхронизацию входа в изолированный инстанс, это вызовет столько красных флагов, что у них вся система безопасности перегреется. Это хороший запасной план, капитан. Но рискованный.
Он замолчал. В маленькой комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина. Он смотрел не на меня, а куда-то сквозь меня, и я видел, как в его глазах отражаются тусклые руны на стенах. Привычная маска барда, актера, менестреля сползала с его лица, обнажая нечто иное. Глубокую, застарелую усталость.
— Маркус… Андрей… — он произнес мое настоящее имя так тихо, что я едва расслышал. — Прежде чем мы пойдем дальше, ты должен кое-что понять. Не про игрока Легенду. А про человека, который за ним стоит.
Он медленно опустился на стул напротив. Его плечи, обычно расправленные с театральной гордостью, поникли. Он посмотрел на свои руки, лежащие на столе. Идеальные руки музыканта, с длинными, тонкими пальцами. В виртуальном мире.
— Я не могу ходить, Андрей.
Три слова. Простые. Прямые, как удар стилета под ребра. Они пробили всю мою аналитическую броню, все мои просчитанные сценарии, и вонзились прямо в сердце. Я смотрел на него, на его аватара, который только что с такой грацией двигался по комнате, и мой мозг отказывался сопоставить этот образ с тем, что он только что сказал.
— Я… — начал я, но осекся.
Что тут можно было сказать?
Михаил поднял на меня взгляд. И в этот момент я впервые увидел его по-настоящему. Не веселого барда, не хитрого интригана, не моего союзника. Я увидел человека, полного такой боли и такой силы, которую я не мог себе даже представить. Его глаза всегда горели азартом, любопытством, весельем. Глаза, которые смотрели на меня сейчас, были глазами мудрого, бесконечно уставшего старика, запертого в теле молодого мужчины.
— Автокатастрофа, — его голос был ровным, лишенным жалости к себе. Просто констатация факта. — Много лет назад. Позвоночник. С тех пор мой мир это четыре стены. Запах антисептиков. Приглушенные голоса за дверью. И потолок. Очень много потолка на единицу пространства.
Он усмехнулся, но в этой усмешке не было и тени веселья. Это был звук треснувшего стекла.
— Знаешь, что самое худшее? Не боль. К ней привыкаешь. Не беспомощность. С ней учишься жить. Самое худшее, это фантомные ощущения. Когда ты лежишь, и тебе кажется, что ты можешь пошевелить пальцами ног. Что ты можешь встать. Твой мозг помнит, как это делается. Он посылает сигнал, идеальный, выверенный сигнал… а он уходит в никуда. В пустоту. Как молитва атеиста. — Он сжал кулаки. — Я годами жил с этим. Книги, наука, история… это был мой способ сбежать. Построить мир в своей голове.
— А потом появилась Этерия. Полное погружение.
Его взгляд снова стал отсутствующим, он смотрел на свои виртуальные руки, поворачивая их, сгибая пальцы.
— Ты не представляешь, что это было. Первое погружение. Когда система закончила калибровку… и я оказался на том самом пирсе в Тихой Гавани. Я мог чувствовать доски под ногами. Соленый ветер. Я мог пошевелить пальцами. И я сделал шаг. — Его голос дрогнул. — Просто один шаг. И я не упал. Я стоял. На своих ногах. Я плакал, Андрей. В реале я просто лежал и плакал, а сиделка думала, что у меня приступ. А я… я ходил. Я впервые за десять лет ходил. Потом я бегал. Я бегал по этому пирсу туда и обратно, пока не выбился из сил, пока полоска выносливости не упала до нуля. Я смеялся как сумасшедший. Этот мир… он дал мне не просто ноги. Он дал мне жизнь.
Я молчал. Любое слово было бы фальшивым. Любое сочувствие — жалким. Я просто слушал, пытаясь осознать глубину этой трагедии и этого триумфа. Вся его одержимость игрой, его страсть к историям, его театральность, все это обрело новый, пронзительный смысл. Он был не просто игроком. Он был человеком, который обрел свободу в цифровой вселенной.
— Вот почему я так одержим этим миром, — тихо продолжил Михаил. — Я не просто играю. Я здесь живу. Я изучаю его законы не из любопытства. Я изучаю их, потому что это законы моего единственного настоящего мира. И когда я увидел тебя…
Он снова посмотрел мне в глаза.
— Тогда я понял, что ты не просто умный игрок. Ты такой же, как я. Аномалия. Кто-то, кто тоже говорит с этой системой на другом языке. Путь наши языки и разные.
Вот оно. Вот почему он так сразу поверил в меня. Он увидел родственную душу.
— Я знал, что это ты получил статус тогда, в Последнем Глотке. Знал. Это не