Затем она резко, всем телом, развернулась к Егору. Ее палец с идеальным маникюром трясся, указывая на меня.
— Егор! Что ЭТА здесь делает?! — ее голос взвизгнул до неприличных тонов, превратившись в истеричный крик. — Эта... эта вертихвостка!
Она резко развернулась и уже не смотрела на него, ее взгляд, полный яда, впился в меня.
— Ты что, решила преследовать Егора?! Не получится! Слышишь меня? Не получится! Мой сын женится на Кристине, и никакая проходимка, как ты, не помешает!
Она задыхалась от ярости.
— Убирайся отсюда! Немедленно! Я не позволю тебе испоганить его жизнь!
В воздухе повисла тяжелая, гнетущая пауза.
И в этот миг вся моя ярость, все обиды и слезы сконцентрировались в одном единственном чувстве — ледяном, безжалостном спокойствии. Я не опустила глаз. Не сгорбила плечи. Я выпрямилась и встретила ее взгляд. Без вызова, без мольбы. Просто… смотрела. Позволяя ей видеть в моих глазах все — и ту девушку, которую она сломала, и ту женщину, которая выжила, несмотря ни на что.
Я медленно поднялась из-за стола, сохраняя внешнее спокойствие, которого не было внутри. Мои ладони были влажными, но голос прозвучал ровно и холодно, как сталь.
— Светлана Петровна, вы ошибаетесь. Я здесь не для того, чтобы кого-то преследовать. Егор Александрович — мой непосредственный начальник, а я — его секретарь. Исключительно рабочие отношения. Я никоим образом не угрожаю личному счастью вашего сына, и у вас нет причин для беспокойства.
Егор, бледный и сжатый, как пружина, наконец пришел в себя. Он резко шагнул вперед, бросив острый взгляд на меня, решительно взял мать под локоть, его пальцы впились в дорогую ткань ее пальто.
— Мама, хватит! — его голос прозвучал резко и властно, не оставляя пространства для возражений. — Немедленно прекрати этот спектакль. Я все объясню тебе. Но не здесь. Пойдем.
Он почти силой развернул ее и повел к лифту, не глядя на меня. Она пыталась что-то выкрикивать, протестовать, но его лицо было каменным. Дверь лифта закрылась за ними, поглотив истерику и оставив после себя оглушительную тишину.
Я медленно опустилась обратно в кресло, чувствуя, как дрожь наконец-то пробирается сквозь ледяное спокойствие. Я смогла. Это было мое заявление о том, что я вернулась. И что ее власть над моей жизнью закончилась. Что теперь будет?
Оставшееся до конца рабочего дня время текло медленно и почти невыносимо спокойно. Каждый скрип лифта, каждый отдаленный шаг в коридоре заставлял меня вздрагивать и сжиматься внутри в ожидании нового взрыва. Я ждала, что Егор вернется — холодный, яростный, готовый выплеснуть на меня всю злость за сорванный разговор с матерью. Ждала нового звонка от Тамары Павловны с уведомлением об увольнении. Ждала чего угодно.
Но ничего не происходило.
Тишина в приемной была звенящей, нарушаемая лишь моим собственным дыханием и тиканьем часов на стене. Я механически обрабатывала почту, отвечала на нейтральные запросы, подписывала документы, которые приносили осторожные коллеги из других отделов.
Они бросали на меня быстрые, любопытные взгляды — новость о скандале в приемной гендира, должно быть, уже разнеслась по офису со скоростью света.
Но никто не задавал вопросов. Никто не лез. Было ощущение, что все замерли в ожидании, затаив дыхание, наблюдая.
И это затишье пугало.
Ближе к концу рабочего дня в приемную осторожно вошел Евгений, личный водитель Егора. Утром я была настолько занята своими мыслями, что не обратила особого внимания на него. Теперь же я его рассмотрела лучше. Крепкий мужчина лет пятидесяти, с спокойными, добрыми чертами лица, он производил впечатление надежного и душевного человека. Сейчас он выглядел немного смущенным.
— Алисочка, можно к вам? — тихо спросил он.
— Да, конечно, Евгений. Проходите. Как дела на складе?
— Да все улажено, — он махнул рукой, протягивая мне привезенные документы. — Товар приняли, акты подписали, все как вы велели. Никаких проблем. И вашу помощницу, Любовь Ивановну, я домой отвез. Очень... очень милая женщина. — Он даже немного покраснел. — Приглашала меня в гости на пироги. Мы договорились созвониться.
Я смотрела на него, и напряжение последних часов стало потихоньку рассеиваться, уступая место теплой, неожиданной волне нежности. Мама... Настоящий ангел. Даже в такой ситуации она умудрилась создать вокруг себя атмосферу добра и уюта.
— Спасибо Вам большое, Евгений, — искренне улыбнулась я ему. — Вы мне очень помогли.
— Не за что, — он смущенно потупился. — Вы уж тут... держитесь. — И, кивнув, поспешил ретироваться.
Я осталась одна в тихой приемной. Произошедшее днем казалось сюрреалистичным кошмаром. Но сквозь трещины в этом кошмаре пробивался маленький лучик света. Нежданное знакомство мамы. И тот факт, что я выстояла. Выдержала самый яростный натиск.
Глава 11. Передышка
Алиса.
Ровно в шесть часов я закрыла все программы на компьютере. Никаких указаний от Егора не поступало. Никаких сообщений от Тамары Павловны. Я собрала свои вещи с ощущением, что пережила не один день, а целую вечность.
Выйдя из здания, я вдохнула прохладный вечерний воздух полной грудью. Он пах свободой и передышкой. Сражение сегодняшнего дня было окончено. Пусть с неясным исходом, но я не отступила, сохранив свои позиции.
Дорога домой прошла в размышлениях. Я анализировала каждое слово, каждый жест. Его реакцию. Его попытку убрать меня. Его молчание после. Это не было похоже на чистую ненависть. В этом была какая-то странная, извращенная... забота? Или просто нежелание лишнего скандала в стенах офиса?
Уже подходя к дому, я решила позвонить Оксане. Мне была важна любая информация. Я набрала номер, чувствуя, как сжимается желудок от предвкушения и тревоги.
Оксана сняла трубку практически сразу, ее голос звучал взволнованно.
— Лис! Я вся извелась! Говори, что там у тебя? Говорят, что Светланище вылетела из приемной, красная как рак, и Егор ее почти силой в лифт затолкал! Все офисное болото шепчется!
— Оксаночка, привет, — выдохнула я, садясь на край скамейки у подъезда. — День был... тот еще. Но я жива. Ты говорила, узнаешь что-нибудь. Есть что-то?
— О, милая, будь готова, — ее голос стал тише, полным драматизма. — Я сегодня в курилке, как Шерлок Холмс, работала. Так вот, слушай. Про нашего гендира.
Я замерла, вцепившись в телефон.
— И что?
— Все, как один, твердят — трудоголик. Не человек, а робот. Он эту компанию с нуля поднял, сам, без мамочкиных денег, представляешь? Вкалывал сутками. И всех заставляет так же. Никому спуску не дает. Холодный, как айсберг, деспотичный. Поэтому у него секретарши долго не задерживаются — ни одна не выдерживает его темпа и характера.