Их физиономии были темные от загара и сальные.
Глазки так и бегали. В широких мерзких улыбочках не хватало многих зубов…
— Ты смотри, какая чистенькая, какая гладкая, — проговорил один из них, ступая за мной в воду. Ну, точно курицу загоняет! — Чисто горлица. Такую б попробовать…
Второй не стал осторожничать.
Грубо плюнул на землю.
— Сейчас и попробуем, — бросил он.
И двинулся ко мне более чем решительно.
— Не троньте меня! — взвизгнула я, белея от страха и загораживаясь корзинкой. — Как вы смеете!
— Смеем, смеем, — усмехнулся первый.
— Если баба шляется одна, без мужа, значит, она ничья, — грубо поддакнул второй. — Ты кто такова, откуда? По лесу блудишь? Значит, удрала от господина.
— Сейчас мы тебя нака-ажем, — радостно протянул первый, хватая свою рубаху и порываясь ее стянуть.
— Не смейте! — проверещала я снова, отступая глубже в ручей.
Но они, поднимая тучу брызг, влетели в воду.
Цепко ухватили меня за руки, да так, что у меня дыхание перехватило от боли.
— Идем-ка сюда, красотка, — радостно шипели они, волоча меня, упирающуюся, на берег.
— Ироды! — из кустов появилась Марта, размахивая своим костылем. — Что вы делаете, негодяи?! Это внучка моя! Приехала помочь мне, старой женщине! Из города! Ни от какого господина она не сбегала! Я тут госпожа! Над этим куском земли я госпожа! На сорок шагов вокруг!
— Ты кто еще такая, старая жаба, — цыкнул один.
Он и меня держал, и Марту отпихивал, которая, уронив корзинку с грибами, нещадно колотила его палкой.
— Я мельникова дочь! — орала Марта. — Травница! Да пустите же ее! Она… беременна!
Разбойники загоготали.
— Беременная, а мужа не видать? Значит, всем дает! Тащи ее на полянку, в траву! Сейчас и нам даст!
От ярости, от этого грязного оскорбления я что есть сил вцепилась в вонючую волосатую руку насильника зубами.
На губах появился солоноватый привкус его крови.
— Стерва, кусается!
Разбойник влепил мне оплеуху, от которой перед глазами моими стало темно.
Я обмякла, руки мои разжались, и корзинка с добычей вывалилась на землю.
Марта с воплем кинулась на помощь, вцепилась в разбойника старыми руками.
Но ее он просто отпихнул, словно она была пушинкой.
И та завалилась в кусты.
«Ну, недолго же ты жила в этом мире», — обреченно подумала я.
Разбойники уронили меня на твердую землю. Я пребольно стукнулась затылком, и сознание мое поплыло.
Вместо обжигающего ужаса накатилось какое-то странное безразличие.
Грубые руки терзали мою одежду, задирали юбки и больно, жадно, до синяков, стискивали колени и бедра.
— Негодяи! — кричала где-то Марта.
Тяжелое, вонючее, потное тело навалилось на меня.
И свет померк перед глазами…
Глава 14
Очнулась я от того, что сильнейший удар сбросил разбойника с моего тела.
Он визжал и крутился в кустах, как раненный пес.
Второй рядом со мной стоял и кланялся чуть не до земли, странно смирный.
— Что тут происходит? Прекратить немедленно!
— Так вот… девка, ваша милость. Шалава местная. Хотели побаловаться, кто ж знал, что она драться и кусаться начнет? Дьяволово отродье…
Я подскочила. Натянула на колени ветхую юбку.
Запахнула на груди порванную рубашку.
И взглянула на нечаянного спасителя.
Только спасителя ли?..
На огромном, черном, как смоль, жеребце по берегу ручья гарцевал темноволосый мужчина, разодетый в бархат и шелка.
Он был высок — и конь ему под стать.
Черный, с блестящей шкурой, с роскошной гривой, вычесанным хвостом и отполированными копытами.
Седло богатое, из хорошей крепкой кожи, украшенное перламутром и серебром.
И хозяин такой же. Одет дорого, богато. Полон темной, тяжелой силы.
Сильный, высокий и красивый мужчина. Привыкший повелевать.
По всему видно, богатый.
Очередной аристократ!
Его внимательные темные глаза так и прожигали меня взглядом.
Я едва сдержалась от того, чтоб не зарычать, как зверь, от ненависти.
Злость затопила мой разум.
Конечно, кто еще, кроме слуг аристократа еще вообразит, что им можно все, что угодно?!
Кто еще может ухватить первую попавшуюся женщину?
Только они, зная, что хозяин заступится.
Позволит глумиться. И даже убить.
Наверняка он сейчас послушает жалобы своих слуг, посмеется надо мной, над моей ветхой одеждой, и снова натравит своих слуг на меня.
Я нащупала в траве палку. Если уж драться, то до конца!
Наездник, увидев мои приготовления, усмехнулся.
Да черт его подери!
Взгляда его черных, пронзительных, внимательных глаз я не выдержала.
Опустила взгляд.
В груди стало горячо-горячо от этого внимательно взгляда, и я разозлилась на себя за то, что в этой ситуации отметила — он очень красив.
Да к лешему в болото его красоту!
Достаточно с меня титулованных красавцев!
От этого веяло силой и опасностью, как и от Натана.
Но тогда, давно, я думала, что это не от страха, а от восторга замирает мое сердце.
А сейчас поняла — я и тогда сразу почувствовала опасность. И сейчас чувствую липкий холодок страха, бегущий по спине.
И больше меня не обмануть!
«Что угодно, пусть что угодно произойдет, лишь бы они все ушли! — молила я. — Ушли и оставили нас в покое! Теперь меня не обманешь красотой и сладкими речам! Я-то знаю, что вы, мерзавцы, можете устроить жизнь страшнее, чем смерть!»
Только палку крепче сжала.
— Отвечай, — резко велел он. — Ты кто такова?
— Внучка травницы, — произнесла я, не поднимая взгляда. — Мельниковой дочери. Бабке помочь пришла. Не то умрет с голоду.
— Вранье, ваша милость! — тотчас же разорались мои насильники.
Второй, побитый, даже выполз на четвереньках из кустов. На ноги встать не мог.
Здорово же его приложил хозяин! Чем, интересно? Плетью?
Я не смогла сдержать язвительной ухмылки, и аристократ ее заметил.
И тоже усмехнулся.
Будто поддерживал.
— Какая еще внучка? Непохожие они! — заголосили оба мерзавца в один голос. — Да и потаскуха беременная! А мужа-то рядом нет! Значит, просто шлюха! Чего б и не потискать? Мы ж ничего дурного и не хотели. Так, побаловаться маленько…
Ничего дурного?! А давай-ка я тебя этим дрыном оприходую! Ничего дурного, просто побалуюсь!
Марта, насилу выбравшись из кустов, куда зашвырнули ее негодяи, с воплем припала к земле, прямо перед копытами нервно гарцующего коня.
— Внучка моя! — упрямо твердила она дрожащим голосом. — Не троньте ее, благородные господа! Что она вам сделала?