Наконец кости обварились; мясо отстало от костей, превратилось в маленькие серые комочки.
Тогда в наваристый бульон я сыпанула всю разбухшую крупу и долго-долго мешала, пока варево снова не закипело и не забулькало, жирно чавкая.
Всплыли оранжевые кусочки моркови.
Все варево закипело, запузырилось.
Я залила кашу свежей водой, подсолила и закрыла крышкой. Пусть томится.
Пока варится крупа, я должна была приготовить тесто на хлеб.
Опара подошла в тепле, я ее подбила и влила молоко. Все равно оно немного скисло, в тесто будет в самый раз.
Вбила пару яиц.
Всыпала побольше просеянной, дышащей муки.
Налила в тесто чуток янтарно-желтого пахучего масла.
И принялась перемешивать тесто до однородной массы.
— Не слишком ли ты стараешься для этих головорезов, — пробурчала недовольная Марта, глядя, как я вымешиваю податливое, вкусно пахнущее тесто.
— В самый раз, — отрезала я, перемешивая на столе ноздреватую тяжелую массу. — Мы-то тоже станем есть.
— Вместе с преступниками! — горько вздохнула Марта.
— Главное, чтоб сидеть за них не пришлось! — усмехнулась я.
Тесто я месила и месила, пока оно не стало эластичным, тягучим и мягким.
— Славное! — одобрила Марта. — Так и манит руку, чтоб к нему прикоснуться! А ну-ка, дай мне!
Я не спорила.
Мне еще нужно было сварить мясную кашу.
И я всецело ею занялась.
Я мешала и мешала горячее густеющее варево, которое вкусно пахло мясом.
Когда оно загустело так, что ложка стала с трудом проворачиваться, я влила в кашу огненно-золотистую шкворчащую зажарку.
Перемешала в последний раз и накрыла котел крышкой.
Марта тем временем ловко формировала из теста колобки.
Она их катала, скучивала, и шлепала на деревянную лопату, покрытую лопухами.
Одно движение — и хлеба исчезали в раскаленной пасти печи.
А разгоряченная Марта с красным от печного жара лицом снова принималась вымешивать тесто.
— Пойду, посмотрю, скоро ли они закончат мыться, — весело сказала я, обтерев руки полотенцем. — Хлеб-то скоро испечется?
— Дай час, — проскрипела Марта. — Дай час!
Я вышла, довольная, из дома.
Звенело прекрасное лето.
Журчал ручей, перебирая камешки у берега.
Освободившийся Стир вместе с Лисьим Хвостом вбивали в землю колышки, чтоб поставить палатки.
Работники стирали одежду.
Охрана их сторожила.
Теплый вечер спускался на реку.
Я, довольная и уставшая, потянулась… и тут же на меня налетел, словно злой вихрь, человек.
Я и пискнут не успела, как он затащил меня за дом и прижал с силой к мазаной стене.
— Ну, здравствуй дорогая! — зашипел он.
Бывают такие моменты, когда жизнь проносится перед глазами.
А у меня пронеслось две!
Потому что передо мной, сжимая мое горло, стоял и брат Никаниэль, Максимилиан, и муж Веры, Стас.
Макс и Стас не были похожи лицами.
Ни капли.
Но иногда просто невозможно ошибиться.
Я смотрела с голубые глаза Макса, и видела отчаявшегося, перепуганного Стаса.
И он видел меня, Веру.
И никакие слова его не убедили бы в обратном.
— Как ты попал сюда?!
— Очень просто, — хохотнул он, крепче сжимая мне горло. — Вместе с продавцом, что привез тебе свой инструмент, мешки и лопаты! Кто смотрит на подмастерье, что грузит товар в тележку? Никто! А надо быть внимательным, ох, надо!
— Чего тебе надо, — прохрипела я, задыхаясь. Было страшно до ужаса, но я старалась держать себя в руках. И лихорадочно соображала, как же мне избавиться от обезумевшего от ужаса Стаса.
— О, дорогая, — расхохотался он нервно. — Будто ты не знаешь!
— Не знаю, — ответила я.
— Я домой хочу, — отчеканил Макс-Стас.
— А я здесь причем? — прохрипела я.
Потому что он сжимал мое горло все сильнее.
— Причем? А то ты не знаешь, — хохотнул он. — Когда я тебя прихлопнул, то очутился здесь. Вышел из квартиры, запер ее, и… все. Мне неделя понадобилась на то, чтобы привыкнуть к этой зловонной помойке! Неделя!
Он тряс меня так, будто я в чем-то виновата.
Будто я перенесла его в это мир. Или возмездие за мое убийство.
Да только он так и не почувствовал себя виноватым.
Виновата была я — в том, что помешала ему жить и наслаждаться.
— Мне здесь не нравится, — зло и капризно произнес Стас. — Совсем не нравится!
— Я не могу этого изменить, — хрипло ответила я.
— Да? Не можешь? А мне кажется, что это не так, — как одержимый, шептал он. — Тут я очутился по твоей вине. Может, тебя снова надо убить, чтоб снова попасть домой? Как думаешь?
Глава 39
Стир, как ураган, налетел на нас.
Ухватил Стаса-Максаза плечи и отшвырнул от меня.
Да так яростно, что несчастный с воплями упал в кусты.
И шляпа, которой он прикрывал лицо, с него слетела и потерялась.
Да и странный жилет из бараньей тертой старой шкуры с него тоже слетел.
— Крысеныш! — выдохнул Стир яростно. — Добрался-таки, заполз в наш дом!
— В ваш дом!
Макс вылез из кустов.
Его нервное, тонкое лицо презрительно кривилось.
Он оправил порванный ворот рубахи и яростно сплюнул на землю.
— Эту лачугу ты своим домом называешь? — презрительно хохотнул он.
Может, Макса уже и не было в этом теле, но мимика его сохранилась.
Какая-то жгучая смесь из издевки, презрения, желания уязвить, кольнуть больно в самое сердце.
И еще добрая толика зависти. Зависти к свободе Стира. Зависти к тому, что он нашел в себе смелость уйти в никуда, совершить поступок.
Макс к таким поступкам был не готов.
Ему было страшно до судорог уйти в никуда.
— Если это такая лачуга, то какого черта ты сюда приперся?! — ругнулся Стир.
Он был выше и мощнее крысеныша Макса.
Несмотря на то, что мать его практически морила голодом.
Макс же был младше, ниже ростом. Его привычка сутулиться и втягивать голову в плечи делала его действительно похожим на крысу.
— Мать довели! — выкрикнул Макс тонким голосом. — Она ночей не спит!
Несмотря на мастерское исполнение, в слова Макса я не поверила ни на миг.
Ему обычно и дела не было до того, как себя чувствуют окружающие, а тут такая забота!
— Матери до нас дела не было, — выдохнул Стир злобно. — Почему мы должны о ней