Крышесносные запахи из дюти-фри ароматов духов, свежесваренного кофе из фаст фудов — очарование далёких горизонтов, мне 23 и весь мир в синем небе!
Я то и дело натыкалась на чужие чемоданы, спотыкались, чертыхались и об меня тоже. Мы все потерянными муравьишками беспомощно суетились в огромном царстве неразберихи, где собираются многотысячные толпы. Учитывая, что внутри здания ходила электричка, соединяя между собой терминалы, я вообще удивляюсь, как не потерялась там навечно.
Наверное, юность и беззаботная радость молодости частенько выручает таких девчонок, как я. Девочка из небогатой семьи, получившая образование вопреки всему — это отличная закалка. Никакой аэропорт не смог бы мне испортить настроение. Только что закончив двухнедельную стажировку, я, счастливая обладательница диплома, летела домой в надежде покорить мир в качестве переводчика.
Казалось, судьба улыбалась мне всеми перспективами, начиная с прохожих, до стюардесс, однако…
Мне были рады не все. Мадам, весом на пару центнеров, расположившаяся в кресле самолёта на моём месте не обращала внимания на моё вежливое приглашение подвинуться.
Дама яркой наружности рявкнула, что сидит на своём месте и чтоб я пошла вон, если мне что то не нравится. Может, она и сидела на своём месте, но её немалая часть сидела и на моём тоже, нахально подняв подлокотник. Стюардесса нашла идеальный выход: меня пригласили в первый класс!
Дворец внутри замкнутого пространства носовой части самолёта встретил принцем по фамилии Ольшанский (это я уже потом узнала) на соседнем месте.
Мужчина встал, приветствуя меня, а я от растерянности потеряла дар речи. Села в кресло размером для трёх Оль, скукожилась, прижимая к себе сумку и привыкая к соседству.
Тем более, что сосед сидел с двумя телефонами возле ушей, а перед ним был открытый ноутбук, где постоянно набирались строчки на немецком. Сосед говорил по телефону на английском в один телефон, вставлял нецензурные слова на русском в другой. Вот он мой шанс спасти мир, — я быстро разобралась в ситуации, влезла со своей помощью и увязла в глубине малахитовых глаз.
Быстро писала на немецком всё что он диктовал на русском, синхронно переводила влетающие тексты с немецкого… Очарование мужчиной вылилось в круговерть вспыхнувших чувств, и вот. Итог. Судьба один раз свела нас с Ольшанским на небесах, развела в номере гостиницы и теперь свела снова, чуть не зарыв меня на той остановке под смятым железом. Как будто бы мы не отработали свою карму.
Кстати, на следующий день после развода мы с подругой сидели и говорили именно об этом. С кем ещё, как не с лучшей подругой можно было выплакаться.
Мы с Ленкой пили кофе в ресторанчике напротив городского парка. Это был первый день после моего увольнения и второй, когда я вышла прогуляться из своей квартиры, подаренной мне Романом после развода.
От квартиры (как и от машины), я не отказалась — маленькая двушечка в центре напротив того самого парка, где мы сейчас сидели с Ленкой. Зная, что скоро появится ребёнок, квартира и машина — единственное, что я приняла от Романа. Золото, бриллианты и денежное содержание тогда мне показались ни к чему.
Ленка пыталась вернуть мои мысли в рациональное стойло:
— Олька, всё таки ты дурында, вот ей Богу! Ну оттаскала бы ту ведьму, что приклеилась к Роману, поплакала, а потом жила бы припеваюче, каждый день ему тыкая в наглую рожу обвинения. Все так живут.
— Нет, — я потрясла головой, — Мне так не надо. Я лучше одна, чем с таким. Я ушла не к кому то, а от предательства.
— Тоже мне предательство, — Ленка хмыкнула, — Где бы я была, если бы после Гришкиных гулек каждый раз разводилась. У меня двое детей, няня, машина под попой, деньги и Гриша с вечно виноватой рожей. Уверена, он и сейчас кого то имеет, да и пусть. Все мужики такие. Домой приходит, деньги приносит, вечно виноват. Комбо!
— Лен, ну как ты с ним можешь в постель ложиться?
— А кто тебе сказал, что ложусь, — она вдругпогрустнела, лицо подруги стало блеклым, — Ты, может, думаешь, что я дура циничная. Так и есть: циничная, но не дура. Я не дура дать этому козлу свободу и моё понимаешь, нет, моё бабло другой, которая подвернётся тут же. А так у меня полная чаша, дети в шоколаде и я постоянно плюю ему в еду. Придёт время, может тоже любовника заведу. Но чтоб из за этого мужика бросить — да не в жизнь.
— Лен, а ты раньше ничего такого не говорила.
— Скажи я раньше, ты бы меня поняла разве? Так что, пока не поздно, иди скажи Ольшанскому, что передумала.
— Лен, — я помолчала и вовремя прикусила себе язык, не решившись открыться даже лучшей подруге про беременность.
— Оль? — Ленка выжидательно смотрела на меня: — Ты что сказать-то хотела?
Я подняла глаза:
— Не знаю, как дальше жить.
— Я тебе так скажу, Олька. Женщины перед друг- дружкой чем хвастают? Правильно, мужиками. А мужики? Правильно, тем самым, что у них в штанах… Заметь, не жёнами, не детьми, а тем, что от мира спрятано подальше, в трусах. И вот это самое главное для них: быть лучшим. От их гулек ещё не одна женщина не спряталась. Так что поплачь и к мужу возвращайся.
Я вспомнила этот разговор, горько усмехнулась. У нас потом много было разговоров с Ленкой, а один запомнился особенно.
Тогда уже Мишка подрастал, мы говорили по телефону, Ленка сказала:
— Слушай, Оля, вот понять не могу. Каким бы властным и отпетым хозяином жизни твой ледяной орёл не был, но как Ольшанский мог так быстро тебя отпустить? Почему не пытался удержать?
Я горько усмехнулась:
— Ты же сама сказала — ледяной орёл, — Не из того теста Ольшанский сделан, чтоб кого то уговаривать.
— Ты не кто-то, ты жена. Вообще, у вас такая пара красивая была. Он, этакий монстр-чудовище из диснеевской золушки и ты, лапочка. И вот вдруг взял да отпустил.
— Не вдруг. Был у нас разговор с мужем… — я подавилась воздухом, сама себя оборвала на полуслове.
— Один?
— Что один?
— Разговор у тебя с мужем был всего один? — Ленка возмущённо сопела в трубку.
— Одного хватило, — я кивнула, сама вспомнила тот разговор и чуть не завыла от обиды, вздохнула: — Не хочу вспоминать.
— Не обижайся, Оль, но ты может быть сама была