Как то всё сложится…
К воротам выскочил молодой человек из охраны, я его не знала, да и он не знал меня в лицо. Раньше охрана наперегонки открывала мне ворота. А этот новенький не торопясь, чуть ли не позёвывая, лениво спросил:
— Кто вы и по какому делу.
— Я Волкова. По личному делу.
Вихрастый холуй стал надменно просматривать что то в планшете, совершенно не обращая внимания, что я опираюсь на ходунки. Наверное, ему в голову не пришло, что к Ольшанскому может прийти недочеловек на костылях. В его тупой голове не складывалось, что мне тяжело, что перед ним человек и не надо показывать превосходство, если ты крепко стоишь на ногах, а перед тобой полукалека.
Медленно смахивая страницы на планшете, белобрысый наверняка красовался своей значимостью.
— Гражданка Волкова, я не вижу назначенного вам времени на визит, — протяжно тянул вихрастый. Внезапно из той же будки выскочил мужик постарше, бросился наперерез к калитке, бросил на ходу:
— Дебил, это же Волкова, — оттолкнул белобрысого, сам открыл калитку: — Ольга Владимировна, давайте вас провожу. — дежурный охранник попытался поддержать меня под локоть.
— Я сама дорогу знаю. — раздражённо дёрнулась от его прикосновения. Оставила ему ходунки, выпрямилась и смело шагнула в открытые ворота. Ничего, как нибудь сама дохромаю, я гордая, а значит сильная!
Поёжилась, увидев, что дорожка до ступеней какая то нескончаемая. Тот чванливый скот с вихрами на макушке успел испортить мне настроение, зато, если бы не он, я бы не отважилась на подвиг без ходунков.
Шла по дорожке, выложенной каракским мрамором вдоль густо-зелёной стриженой травки, каждый шаг отдавался болючим дежавю. Последний раз по этой дорожке я шла в обратном направлении. Я ведь даже не могу стереть в памяти то прошлое, потому что оттуда, из этого самого прошлого я вынесла Мишку под сердцем.
Хорошо, что я надела свой лучший брючный голубой костюм. Голубой был мне к лицу, мои серые глаза становились ярче на его фоне. Пиджак строго держал силуэт подчёркивая грудь глубоким треугольным вырезом. Прямые брюки делали мою худую фигуру изящной. Жаль, я не могла нацепить шпильки, как та, из его эротического кино в тот проклятый день. Пришлось шагать в скромных лодочках на плоском каблуке. Боль заставляла идти медленно, но я всё равно задрала подбородок и выпрямила спину.
Выташила телефон, хотела позвонить, чтоб даже не подниматься в дом. Постояла немного, подумала. Да что же это такое со мной, чего я сама себя загоняю в угол, прячусь. Я осторожно поднялась на ступени, двери были открыты, гулял лёгкий сквознячок.
В дверях меня встретил чужой запах. Странный, тревожный, немного пугающий. Потому, что это был запах парфюма женщины. Он висел лёгким облаком пропитывая всё пространство и что удивительно, он, этот запах нежного цитруса и лёгкой ванили был этому дому родным. А для меня чужим, потому что, когда здесь хозяйкой была я этого запаха не было.
Ко мне навстречу выскочила Нина, наша экономка. Надо же, она так и работала у Романа. Женщина подлетела ко мне, хотела меня обнять, в последнюю минуту спрятала свой порыв. Улыбаясь, проговорила:
— Оленька, здравствуйте. Так рада видеть вас. А сынок ваш на заднем дворе с няней. Там щенков Герда принесла, так Миша там постоянно. Сейчас позову.
— Нина, — я потянулась к ней, мы обнялись, — Здравствуйте. Как Миша?
— Да всё хорошо, глазастенький, почти и не плакал. Сейчас, сейчас сбегаю за ним.
Нина замолчала, чуть помедлила:
— Или Романа Яковлевича позвать.
Я закусила губу:
— Пожалуйста, позовите Мишу.
Я не входила в дом, всё таки теперь это чужое помещение. И кстати, краешком сознания я успела отметить, что это не от Нины так пахло. То есть это не прислуга надушилась.
Так и стояла на пороге. Меня сегодня никто не ждал, я приехала без приглашения, единственно знала точно, Роман здесь. Интересно, соизволит его величество спуститься, или снова помощника или адвоката ко мне вышлет…
Этот чёртов запах спутал все мои планы, от чудесного решения признаться Ольшанскому в моей главной тайне что то сдвинулось.
Стояла, смотрела в коридор, всё такое знакомое, ничего не изменилось. Только исчезли вазоны с цветами.
Где то издалека раздавались голоса, причём голос Миши я узнала сразу, а вот другой… Удивительно, но это был почти взрослый женский голос, только что то было не то. Писклявый голос, слишком юный. Молоденькая новая няня у Миши, или новенькая прислуга? Голос няни Марии, вообще-то я запомнила общаясь по телефону. Взрослый, довольно низкий для женщины.
А может быть, это девушка моего мужа? Вот! Вот на какие мысли набрела моя бедная голова стоя сиротой в коридоре. Какое то нехорошее предчувствие окатило меня с ног до головы. Кажется, своё признание Роману я точно попридержу. Неужели мой бывший связался с малолеткой, или сейчас юных охотниц за состоявшимися дядями трудно отличить совершеннолетняя она или нет.
Вот о чём я думаю? Гад, мне руки целовал в больнице, пел песни нежности, снова растормошил во мне надежды и чувства, а сам! Мысли безумными белками скакали в голове, совершенно не помогая мне разобраться, определиться, что делать.
Я всматривалась по другому в коридор, смотрела на широкую, с витыми балясинами лестницу на второй этаж. Неизвестность скалилась злым псом с каждой ступени, Боже, почему так долго никто не выходит навстречу. Где все? Тишина подползала, тревожно стягивая шею холодным обручем. И ещё этот неясный, молодой голос…
Прошло не больше минуты, а мне показалось, я прождала вечность. В руке у меня всё ещё был телефон, с раздражением бросила его в сумку. От нетерпения позвала:
— Алло, есть кто нибудь…
Я позвала довольно громко, из гостиной выскочила девушка. Синие дреды, шорты до колен, майка навыпуск. Холодные, недружелюбные глаза. В руках телефон возле уха. Девушка смерила меня брезгливым взглядом, надула пузырь из жвачки. Розовый, блестящий, покрытый слюной пузырь. Лопнула его у меня перед носом, чавкая крикнула куда-то наверх:
— Папа, это к тебе!
Глава 16
Папа? У Ольшанского есть ребёнок… Какая то сумасшедшая несостыковка. Мне ржавой пилой резануло по шее, я всегда тревогу переживала именно шеей — её всю сдавливало, становилось нечем дышать, в голове становилось пусто и отчаянно бухало сердце.
Значит, “папа”…До меня постепенно доходило, что девочка появилась до нашей свадьбы. Сильно до. То есть, у Ольшанского было две семьи? Старше