Да он вправду настолько циничен, ожидает, что я буду терпеть все его случки? Он случайно берега не попутал? Я себя, между прочим, не на помойке нашла.
Ольшанский чуть сощурился, всматриваясь в меня:
— Поняла?
Похотливая зараза! Он ещё смеет учить меня как мне быть.
Я уже вырвалась из его захвата, отскочила на шаг, поправляя на себе одежду, набрала воздуха, задышала, вернулась к жизни. Слюна горькая, вязкая, как кисель забила горло, я еле выдавила из себя:
— Я подам на развод.
— Гордая? Смотри, не приползи потом на гордых коленях ко мне за помощью.
— Не приползу, не рассчитывай.
Себе поклялась — умирать буду, не попрошу его ни о чём никогда в жизни.
Из номера показалась любопытная физиономия его “подружки”. Наглая, бессовестная, она улыбалась! Смотрела на меня и весело скалилась.
Ольшанский внезапно изменился. Стал чужим, холодным, глаза подёрнулись раздражением. Он вдруг потерял ко мне интерес:
— Развод? Подавай, Ольга. Мне не нужна жена, которая не верит моему слову.
Я подняла на него глаза: как он смеет! Просипела:
— Я видела всё своими глазами, чему мне надо верить…
Ольшанский больше не сказал ни слова. Не отвёл от меня взгляда. Между нами повисла тишина и вот она-то была самой страшной.
Роман отвернулся от меня, впихнул свою на шпильке в номер 313 и закрыл перед моим носом дверь. А я, оплёванная, стояла в коридоре и не понимала, что сейчас было. Смотрела на дверь, что захлопнулась перед моим носом. Слышала, как рявкал муж, его бабенцию не было слышно.
Медленно пошла к лифту, невидящими глазами смотрела на себя в зеркало внутри тесной кабины спускаясь с третьего этажа. Меня трясло, я, пошатываясь, дошла до машины.
Долго сидела сцепив пальцы на руле уставившись на обручальное кольцо на безымянном пальце. Вот и всё.
Развели нас буквально в первом заседании, Ольшанского я не видела, вместо него прибыл адвокат.
Муж с барского плеча купил мне двухкомнатную квартиру и машину. Я пришла в брак вообще с пустыми руками, так что, это был щедрый подарок. Его адвокат сообщил, что моё появление в конторе мужа, где я работала переводчиком нежелательно. Добавил: “Так как решение я приняла самостоятельно, теперь и управлять дальнейшими событиями своей жизни я буду самостоятельно”.
Моему браку было всего полгода. Какая то я соломенная жена-невеста. Странное знакомство, огненная страсть ночью, холодная мужская сдержанность днём. Горячие, по звериному голодные и нежные ночи, безумная страсть и абсолютный ледяной игнор днями напролёт, дали результат: я беременна, но теперь мой бывший муж — этот двухметровый осколок льда никогда не узнает об этом.
Всё в нашем браке было настолько ярко, контрастно, что и финал оказался настолько же болезненным. Мои перспективы в его фирме пошли прахом после развода, я оказалась безработной. Полное фиаско в 25 с беременностью в шесть недель.
Его адвокат, вручая мне свидетельство о разводе, холодно сообщил — я всегда могу обратиться к теперь бывшему мужу за помощью. И так, как я женщина глупая, — адвокат сделал многозначительную паузу — то господин Ольшанский надеется, это случится очень скоро.
— Передайте своему Ольшанскому, мой бывший муж будет последним человеком, к которому я обращусь за помощью.
Глава 3
Пять лет спустя…
“На улице Ермоловой грузовик въехал в автобусную остановку… Есть жертвы.”
Новость стрекотала из всех местных сми, и меня эта новость не могла оставить равнодушной. Потому, что жертвой была я.
Как описать ощущение, когда тебя железным боком нечто чёрное и большое сметает на асфальт. Вероятно, боль была настолько сильная, что поначалу я ничего не чувствовала. Лежала, смотрела в грозовое небо, совсем рядом лежал апельсин, выкатившийся из моей авоськи.
Обычный такой апельсин, каких я сегодня продала немало, можно даже сказать, перевыполнила план по продажам. Правда, тяжеленные ящики разгружала тоже сама, что ж тут поделать. Работа продавцом в частном магазинчике, да когда хозяин скряга это квест на покорность. Зато он мне график хороший дал, по вечерам свободна, успевала Мишку забрать из садика.
Всё это искрой пронеслось в голове, мысли рассыпались, как апельсины. Я вдруг почувствовала, как во мне разливается что то горячее в области поясницы, ног. А потом… Жгучая, невыносимо выламывающая, заставляющая выть и часто дышать боль как по промокашке влезла ко мне во внутренности, когтистой пятернёй сжимала так, что пульсировали виски. Воздух застревал в горле, я не могла протолкнуть воздух в себя, дышала как рыба на берегу.
Повернула голову, рядом корчились люди, кто-то кричал. Ротозеи с удовольствием снимали на телефоны кино с потерпевшими в главной роли, я стонала, выла, стараясь не орать.
Скорая приехала, мне что то говорили, трогали, спрашивали. Сделали укол и всё. Я с облегчением закрыла глаза, проваливаясь в тишину. Не слышала, как меня грузили в машину, как поехали. Я очнулась, наверняка мне вкололи мощное обезболивающее, я была как в тумане. И вдруг меня развернуло пружиной. Кажется, я даже подскочила, на самом деле просто дёрнулась. Умные добрые глаза врача внимательно наклонились ко мне:
— Что сказать хочешь?
— Моя сумка, там телефон.
— Милая, там куча сумок была, уже потом полиция разберётся, вернут тебе. Много людей пострадало.
— Мне сына из садика надо забрать.
— Говори, кому позвонить, передам. Муж есть?
— Нет. Только тётка.
— Горемычная ты моя. Не переживай, сейчас позвоню, диктуй номер.
Она позвонила, я взяла трубку, тётка долго кашляла, прежде чем собралась слушать: обычный её спектакль. Вся планета должна была знать, что тётка просто жертвует собой, преодолевая египетские муки, чтоб говорить с вами.
— Дарья Андреевна, я в аварию попала, заберите Мишу из садика, пожалуйста.
— Как в аварию, — ЧП вывело тётку из притворства: — Что с тобой, Ольга?
— Я не знаю, сейчас в больницу везут. Заберите, пожалуйста, Мишу. Я из больницы вам позвоню.
— Оля, как ты могла, ты же знаешь, я старая женщина. В мои годы остаться с твоим ребёнком на руках. Не пойду в садик. Я не хочу! Я больная и несчастная! О чём ты думала?
Врач, что всё это слышала, выхватила у меня трубку:
— Да ты в себе, нет? Твою Олю с переломами везут с аварии. Дуй за мелким. Что? Это врач с тобой говорит.
Женщина положила телефон в