Ненавижу себя за это, не горжусь. Но, что было, то было. В конце-концов я не виноват в фантазиях Ольги. Она обязана была мне верить несмотря ни на что. А оправдываться, объяснять— для мужчины значит унижаться.
Всё это вихрем пронеслось в голове, пока я стоял возле Марины. Из-за этой вечно пьяной женщины я буду вынужден мучиться с ребёнком, а ребёнок мучиться со мной, потому что я не знаю, что делать с девочкой 11 лет, возомнившей себя злой пантерой и приготовившейся мстить всему миру. Меня, кстати, Эвелина назначила главным врагом.
— Ты снова пьяна? — я зажмурился, вдохнув амбре портвейна, стоя рядом с Мариной.
— А ты как думал, и ничего я не пьяна. Просто мне было надо подкрепиться перед встречей.
Она пыталась заглянуть в машину:
— А где моя дочечка?
— О дочери вспомнила? Я ездил в этот чёртов интернат, разговаривал с учителями: Эвелину исключили несмотря на мои деньги!
— Так тебе до этого тоже дела не было, Ромашечка. А так девочка была под присмотром импортных педагогов. Мне все завидуют. Это я придумала для неё элитное будущее.
Воздух вокруг меня стал густым, как кисель. Я горлом будто толчённого стекла вдохнул. Перед глазами появилось настороженное, злющее лицо моей дочери, когда забирал её из кампуса. Девочки, которая ненавидела меня и весь мир. Моей дочери, которую буду воспитывать, которую только сейчас я принял под свою ответственность и теперь не отдам никому.
Отвернулся от Марины, смотрел на суету вдалеке из подъездающих такси, людей с чемоданами. Кто то носился со стаканчиками кофе, кто то держал на руках ребёнка, некоторые были с цветами. Чёрт, живут же люди. Радуются друг-другу. А я стою, теряю время, объясняя противной бабе, что она отвратительная мать.
— Марина, даже не думай появляться мне и дочери на глаза. Я забираю Эвелину под свою опеку и ответственность. Поняла?
— На каком основании, я её мать, мне надо выводить её в свет…
— Заткнись! — мне хотелось намотать ей шарф на лицо и чтоб больше не слышать эту дуру: — На том основании, что я вписан в графу отец. Эвелину отчислили за поведение. Мой телефон нашли случайно, с тобой не могли связаться.
— Ну, я…
— С тобой свяжутся мои юристы. И только попробуй не подписать документы, которые тебе принесут.
— Какие документы?
— Эвелина в сентябре пойдёт в обычную московскую школу.
— Нееет! — завизжала Марина, — Для моей девочки должно быть другое будущее, элита, иностранные друзья.
Покачал головой:
— Я предупредил. На пороге не появляйся. Ты меня знаешь.
Сел в машину, скомандовал Кириллу:
— Домой.
Смотрел в заднее зеркало на уменьшающуюся фигуру той, что, как скоро выяснится, и не думала исчезать из моей жизни.
После измены мужа и развода я дала себе обещание соблюдать правило трёх «Н».
Не звонить. Не вспоминать. Не влюбляться снова.
Четыре года я держалась. Работала в банке, растила дочку, ухаживала за больной мамой. Было сложно, но я верила, что справлюсь сама.
Пока не пришла новость: моего единственного брата объявили пропавшим без вести.
Мир рухнул. Искать правду было некому.
Мне пришлось нарушить правило. Переборов себя и свою гордость я позвонила ему — бывшему мужу, тому, кто когда-то разбил мне сердце.
Я попросила о помощи.
И теперь боюсь, что за первыми нарушенными «Н» последует и третье…
Глава 6
Роман
Правила моей жизни менять никому не позволял. Сам, сколько себя помню, был роботом: подъём в 6 утра, спорт плюс железо, душ, ровно в 8 завтрак. Только абсолютная дисциплина позволила мне всего добиться. Поэтому, когда Эвелина как-то утром в очередной раз не спустилась к завтраку, пошёл втолковать свои правила упрямой девчонке лично.
Она спала. Смотрел на эту ленивицу, сладко развалившуюся на кровати кинг сайз — это чудовище в синих дредах с мозгами курицы — моя дочь? Вся в мать! Ленивая, строптивая, лживая. И если это исчадие влезла под дурное влияние компании, вывесив в интернате флаг “чем хуже, тем лучше”, то в моём доме флаг другой. Полное подчинение и дисциплина.
Я видел, что дочь не спит, а только притворяется. Рявкнул:
— Эвелина, тебе пора быть на завтраке!
Слышала, но делала вид, что спит. Протянул руку, схватил вазу с цветами, вылил на “спящую принцессу”. Она подскочила мокрой кошкой, разъярённая, бешеная. Схватил её за шиворот, ткнул носом в расписание на двери:
— Читай! Завтрак в 8.
— Что ты делаешь! Дурак! Я маме скажу, я сбегу!
Дочь орала, визжала, мне было плевать. К матери я её не отпущу, там Эвелина жила все свои прекрасные годы превращаясь в бродяжку. Кстати, именно поэтому я согласился на интернат.
Ну, а сбежать от меня не получится, не сбежит.
Волок её мокрую, нечёсанную по ступеням в столовую. Большой овальный стол был накрыт с правого угла. Подтащил дочь к столу, плюхнул её в стул по правую руку, она попыталась вскочить. Вжал её в стул, рявкнул:
— Или так или в специнтернат для бродяжек. Второй раз повторять не буду.
Прошла неделя после цветочного душа и кто бы удивлялся: в 8 Эвелина как штык сидела на своём месте. Правда, как всегда/, с перекошенным лицом. Меня это мало интересовало.
Дочь ковыряла вилкой в тарелке, неожиданно в дверях показалась Нина, — экономка.
Я поднял на неё глаза: раз Нина здесь, значит что то из ряда вон произошло.
— Роман Яковлевич, там пришла женщина от вашей жены.
Я минуту висел в пространстве. Кто? Какой жены, я развёлся с Ольгой пять лет назад, других жён у меня не было.
— Нина, что с вами? Я развёлся пять лет назад.
— Простите, Роман Яковлевич. От вашей бывшей жены. От Оли.
Бросил салфетку, отправился вслед за Ниной. Краем глаза заметил, как поднялась Эвелина, одного моего взгляда хватило, чтоб она снова села. Команды вставать не было.
Вышел к ступеням. Косматая старуха стояла, выставив впереди себя ребёнка. Кто эти люди? Как они через охрану пробрались и оказались здесь. Кстати, Игнат стоял позади них, пытливо всматриваясь в моё лицо, стараясь считать мою реакцию.
— Ну что, зятёк, узнаёшь меня?
Я подумал, это сумасшедшая бродяга. Уже открыл было рот, старуха опередила меня:
— Я тётка твоей бывшей, не признал?
Как в этой куче неприбранной соломы на голове, затянутой в жидкий пучок на затылке можно было кого-то признать. Родственников Ольги я видел всего пару раз.
— Что вам надо? — я и предположить не