А может, я просто хочу верить в то, что настоящая любовь, светлая и добрая, все еще существует? Даже если это — нечто мне недоступное больше.
За три года у меня были попытки в отношения.
Почему «попытки»?
Потому что это было вяло, скучно и без какого-либо энтузиазма с моей стороны.
Для себя я тогда поняла одно — не стоило и пытаться.
Не потому что Марк был кем-то настолько восхитительным, что полюбить после него кого-то еще — это преступление. Еще чего! Просто… Я перестала быть заинтересована.
Как будто тот орган, который отвечает за любовь, вымер внутри меня.
Как будто чувства стали чем-то из разряда фантастики.
Пару раз друзья пытались с кем-то познакомить, свести, оставить номерок. Но и они, в конце концов, бросили все попытки.
И я благодарна, правда.
Единственное, что мне сейчас нужно — это моя работа. И спокойствие. Наконец-то, за три чертовых года, я к этому пришла.
И это…
Так показательно и смешно, что именно эта мысль сопровождает меня, когда я поднимаю взгляд и вижу человека за рулем машины, в которую садится Аня.
Человека.
Из прошлой жизни.
Я вижу его профиль — лишь мгновение, размыто и быстро, пока не закрывается окно и он не исчезает за черным слоем из тонировки.
Сердце мое останавливается.
— Господи, — шепчу я.
Арсений что-то говорит, а у меня в глазах темнеет.
Буквально.
Темнеет в глазах.
Я закрываю их и беззвучно, одними губами произношу: «Неправда, неправда, неправда, мне показалось».
А когда открываю — черный «гелендваген» сдает назад, разворачиваясь к нам лобовым стеклом.
И он…
Он.
Смотрит прямо на меня.
А я, кажется, разрушаюсь до основания в этот самый момент.
Глава 2
В комнате очень темно. Я сижу на стуле, раскачиваясь, как идиотка какая-то, пока Рома не протягивает мне стакан воды.
Я пью большими глотками, пытаясь остудить жар внутри, но это не помогает.
— Может, ты ошиблась? — спрашивает Алена, что все это время молча сидела на диване.
— Клянусь, Аленка, это был он. Он. Я его узнаю, даже если ему голову отрубят.
Мне тяжело дышать, и я откидываюсь на спинку стула.
Руки дрожат, по лбу стекает капелька пота.
Аленка с Ромой переглядываются, и он озвучивает, кажется, их общую мысль.
— Это очень странно. И нелогично. По твоим словам, он — мажор, король тусовок, светских хроник и соцсетей. Что ему здесь делать?
— Я не знаю.
А еще — я не знаю, как объяснить им, что тут невозможно ошибиться.
Это как…
Как видеть каждую ночь во сне ужасное чудовище, а потом встретить его на улице, прямо перед собой.
Это как…
Думать, что ты вновь живешь и дышишь, а потом почувствовать, как перекрывают кислород.
— И что будешь делать? — Аленка встает, чтобы забрать стакан у меня из рук.
Пожимаю плечами.
— Очевидно, позвоню Арсу, попрошу заменить меня на этой свадьбе.
— Хрень какая! — возмущается Ромка.
Он — горячий и вспыльчивый. У него всегда все по справедливости, а еще — ему никогда не понять, как это — бежать от кого-то, полностью меняя свою жизнь! Они с Аленкой вместе со школы. Женаты. Планируют детей.
Они никогда не сталкивались с чем-то подобным.
С кем-то подобным.
— Что? — я поднимаю на него глаза.
— Хрень! Да, именно! Хоть заобижайся!
— Что ты предлагаешь мне сделать? Пойти и устроить ему грандиозную свадьбу?
— Да, потому что это твоя работа. А еще — потому что своему страху нужно смотреть прямо в глаза.
Рома выходит на балкон, и я остаюсь с Аленкой, которая смотрит на меня с жалостью.
— Я умру, если встречусь с ним лицом к лицу, понимаешь? Умру.
— Ты и не должна. Рома, он… Неправ.
Знаю, она это говорит, только чтобы меня поддержать.
На самом деле она полностью согласна с мужем.
Самое ужасное событие этого дня — это даже не встреча с Марком.
Самое ужасное — остаться одной, наедине с собой. Погрузиться в это, утонуть в воспоминаниях, закопать в них себя снова.
Похоронить.
Я не сплю.
И вряд ли усну когда-либо теперь, зная, что Марк в городе.
Я смотрю в потолок и вспоминаю, вспоминаю как все было.
Плохо.
И… господи, хорошо.
Марк трахает меня.
Трахает сзади, заламывая руки, затыкая мне рот моими трусами, чтобы не верещала.
Не верещать — невозможно.
Когда он — такой. Когда он — тот, кого люблю до изнеможения, когда делает хорошо, когда вгоняет и бьет, когда причиняет боль и целует до кровавых ранок на опухших губах.
Подсознательно, с самого чертова начала, когда он подцепил меня, как шлюху, прямо в баре, я понимала, что это закончится катастрофой. Но только подсознательно. Та, мечтательная и романтичная часть меня всегда надеялась на счастливый финал.
Сейчас, годы спустя, я понимаю, что Марк и «счастливый финал» — вещи настолько несовместимые, что все Купидоны мира сдыхают от смеха, слыша это словосочетание. Марк у них в черном списке. Заблокирован навсегда.
А я…
Я мечтаю.
И люблю.
С первого дня.
Откидываюсь на спину, все еще тяжело дыша.
Я кончила фонтаном, громко и мокро, а теперь смотрю в потолок, изрезанный рытвинами, и сердечки пляшут у меня перед глазами.
Марк ищет воду в мини-баре. Я — думаю о том, что он — лучшее, что со мной случалось.
— Заказать поесть? — спрашивает он, нависая надо мной.
Его опавший член все еще слишком крупный, тяжелый, болтается между ног.
Я облизываю его взглядом.
Всего Марка.
Он как будто из нейросети. Таких не существует.
Таких в целом трудно встретить в реальном мире, а тот факт, что он — нашелся, и сейчас весь мой — все еще взрывает что-то в моем мозгу.
Я потираю шею, на которой расцветают засосы, как кляксы алой краски — на листке бумаги.
— Я не голодна.
— И правда. Зачем есть, когда можно трахаться?
Он делает еще один глоток воды и снова нависает надо мной, целуя в губы.
Мы не были идеальной парой.
Скорее, наоборот.
Я однажды встала рядом с ним перед зеркалом и пришла в ужас.
Красивый, спортивный, с сияющей загорелой кожей, великолепными волосами и чернотой карих глаз Марк, и я — бледная моль, обезличенная, скомканная, кривая.
Я никому о нем не рассказывала, потому что знала — не поймут.
Не поверят.
Начнут убеждать меня, что так не бывает.
Надо было рассказать. Хотя, вспоминая, как