Но он только вздохнул.
— Ты и понятия не имеешь ни о моей крови, ни о моей жизни…
— Так ты стыдишься меня?
Марк замер.
Он был так близко. Так близко, что я чувствовала жар его дыхания на щеках. Его одеколон. И его злость, которая лезла из него и пропитывала воздух ядом.
— Да. Стыжусь.
— Тогда зачем ты… — я потянулась, касаясь его пальцев рукой, но он перехватил их и сжал с такой силой, что я едва не закричала.
Рывком дернул меня к себе, заглянул в глаза с какой-то животной яростью.
— Да господи, просто заткнись, заткнись, что ты делаешь, дура⁈
А потом отшвырнул меня на землю, и посмотрел на меня так, что я почти задохнулась. С отчаянием посмотрел, с дикой яростью в глазах, и на мгновение мне показалось, что в них мелькнули слезы, но он быстро ушел, оставляя меня на земле.
Я недолго там пролежала. Всего секунд десять. Успела только рассмотреть россыпь звезд на небе и маленький краешек месяца, выглядывающий из-за здания. После чего встала — уже полностью трезвая, прыгнула в стоящее неподалеку такси, доехала до дома, побросала вещи в синюю сумку и уехала, не оборачиваясь.
И вот сейчас он стоит передо мной и называет это… Нашим последним разговором?
— Я быстро обо всем этом забыла, — говорю я ему. — Если тебя это беспокоит.
— Беспокоит.
— Можешь расслабиться.
Марк смотрит на меня, а я читаю в его глазах все то же отчаяние… Но ярости больше нет. Вместо нее — смирение какое-то.
Он не врал, наверное.
Возможно, он и правда изменился. Принял себя. Поверил.
Возможно, следующая его попытка не будет такой…
— Я тебя искал. Но твои друзья не знали, куда ты уехала, а женщина, у которой ты снимала квартиру, только проклинала тебя за то, что съехала, не предупредив.
Марк грустно улыбается.
Я молчу.
Мне нечего ему сказать, вот в чем парадокс. Аленка была права — нужно говорить, словами через рот, и тогда наступает облегчение.
Но мне нечего ему сказать, потому что я еще тогда, три года назад, говорила ему все.
Я была перед ним голой.
Буквально и фигурально.
Наизнанку чувствами.
Я была для него — открытой книгой, которую он читал, торопясь, чтобы выбросить побыстрей.
— Дашка, — шепчет Марк и шагает в мою сторону.
Его ладони опускаются на мои щеки.
Губы касаются губ.
Я не дышу.
Не хочу дышать. Воздух не нужен, потому что есть Марк. Есть его губы, слова долгожданные, запах.
— Дашка… Поверь мне… Люблю…
Я впускаю его.
Но только в квартиру.
Мы сидим по разные стороны дивана, я — обхватив подушку, он — сложив ладони на коленях.
Марк рассказывает, как искал меня, как грыз себя, как расстался с ТОЙ, как привыкал к себе, принимал, мирился. И ждал, что я появлюсь. Вернусь. Дам шанс.
Я не говорю ему ничего, просто слушаю, и все это снова звучит, как часть моего сна.
Может, я и правда сплю?
— И вот, мы встретились. Сейчас, когда я готов, а ты, я надеюсь, все еще свободна. Не бывает таких совпадений, Даш, — смеясь, говорит он. — Это судьба.
Судьба.
Я смотрю на него и вспоминаю ту минуту, когда он мог раскрыться мне полностью. И открыться чувствами, и НАС впустить в свою жизнь.
«Любишь?»
«Люблю».
Тогда. Надо было ТОГДА.
Эпилог
Дождь заканчивается, выглядывает солнце.
Свадьба проходит просто потрясающе.
Я очень занята заботой о том, чтобы все было на высшем уровне, поэтому пропускаю почти все самое интересное, но главное от меня не ускользает.
Счастливые лица Ани и Степы.
Когда они произносят клятвы, стоя под аркой, сделанной полностью моими руками, Аня — в удивительно красивом платье с короткой пышной юбкой и задорным шлейфом, Степа — в классическом смокинге, но в смешной цветастой бабочке, я буквально расплываюсь в улыбке.
И слезы набегают на глаза.
Я смещаю взгляд на Марка, стоящего рядом со Степой, тут же натыкаюсь на его взгляд и, краснея, опускаю глаза в пол.
Марк — восхитителен.
Я — сплошной оголенный нерв.
— Ты огромная молодец, — произносит он, подходя ко мне в разгар банкета.
Моя работа выполнена и, в целом, я могу уже уезжать, но Аня настояла, чтобы я осталась, как гостья.
Я решила выпить пару бокалов и задержаться на полчаса.
— Спасибо.
Наш вчерашний разговор все еще звенит в моих ушах, бьется в моем сердце, не дает мне покоя.
Мне сложно смотреть на него, говорить с ним, вдыхать его запах.
— Не знал, что ты такой крутой профессионал, — говорит Марк и, опережая меня, добавляет. — Хотя, я многого о тебе не знал. Но очень хотел бы узнать. Пожалуйста… Ты только… Шанс мне дай. Пожалуйста.
Я улыбаюсь.
Знаю, что выгляжу, как дура, но не могу не улыбаться.
Я от души поздравляю Степу и Аню, даже читаю тост, после чего отзываю ее, чтобы уже наедине поблагодарить за все и попрощаться.
— Вы — пара, созданная на небесах, — говорю я искренне. — Будьте счастливы.
Аня целует меня в щеку, тут же стирает с нее свою помаду.
Она уже не напряжена. Алкогольный румянец раскрасил ее белую кожу, глаза горят. Такая красивая.
Я уже почти ухожу, когда Аня ловит меня за рукав.
— Даш, можно вопрос?
— Конечно.
— Вы с Марком… были знакомы раньше?
Вот уж точно не ожидала, что она спросит именно об этом.
Отвечаю с нервным смешком.
— Почему у него не спросишь?
— Спросила! — хохочет она. — Говорит, что нет. Но по вам не скажешь!
Я смотрю на нее.
Она веселая.
Она — удивительная.
Ее ждет жизнь, полная любви, безо всяких американских горок. Ее человек с ней рядом.
До конца.
Полностью.
Безусловный. Ее. Человек.
— Он прав, — отвечаю я, все еще улыбаясь, хотя в груди клокочет. — Мы никогда не были знакомы.
* * *
Это не дежавю, на этот раз все иначе.
Сумка не синяя, а черная.
И не такси — а моя машина. Старенькая, ржавая, скрипучая. В которой давно пора поменять масло и поставить новые колодки.
Я разгоняю ее настолько, насколько это возможно, слезы застилают глаза.
На этот раз все иначе.
Нет даже верного направления.
Только я, дорога, пустота и неизвестность.
Я проглатываю ком в горле, включаю музыку на полную и подпеваю во весь голос, чтобы выкричать из себя эту бурю из эмоций, чтобы полностью себя опустошить.
На пустой трассе, на полной скорости.
Только громкая музыка, мое