А Вильямс невозмутимо продолжал:
— Да… Знаешь, убийство этой женщины — это та ошибка, которую ты не исправишь. И никто не исправит. Ее отец — высокопоставленный английский генерал. Его гнев будет куда страшнее смерти, а ведь я могу обставить ее смерть по-разному. Например, ее взяла в плен советская разведка, изнасиловала, а затем жестоко убила… Ну, чем не версия? Представляешь, какой будет международный скандал?
Ага, конечно, скандал. А как же этот высокопоставленный допустил, что любимая доча с винтовкой в руках охотится на военнопленных? Да не у себя в Англии, а в диких землях далекого Пакистана!
— Вижу, понимаешь. Но это никому не нужно! Сейчас я предлагаю диалог. Спокойный, по делу. Без эмоций. Без применения физической силы, без оружия. Ну, что скажешь?
Мозг работал с бешеной скоростью. Ситуация была крайне сложная. Уйти живыми из этого ущелья силой и впрямь было невозможно. Один шанс из сотни. Но и сдаваться со всеми потрохами, означало вновь вернуться в статус расходного материала. Нас ждала бы мучительная смерть за убийство второго «гостя».
Я посмотрел на тело мертвого напарника женщины. Судя по всему, это был мужчина.
Вильямс мой взгляд тоже заметил и догадавшись, криво ухмыльнулся.
— Не страшно, это всего лишь телохранитель. Ну, возможно не только ее телохранитель… Впрочем, это совершенно не важно!
Мой давний и очень коварный враг, с которым меня уже не единожды сводила судьба, был подозрительно спокойным. Что, черт возьми, с ним сделали в Комитете?
Меня сбивало с толку — после всего, что было, отчего-то он не хотел моей смерти. Зачем я ему? Почему вмешался?
И тут в голове, элемент за элементом постепенно сложился план. Рискованный, сложный, но, возможно, единственный. Он строился на моей внезапно проявленной «ценности» для ЦРУ и на их уверенности, что они держат ситуацию под контролем. И это действительно было так. Но лишь отчасти. Пока что контроль еще есть и его нужно удерживать столько, сколько это вообще возможно. Но при этом не упасть в грязь лицом. Ошибка — смерть.
Я медленно, демонстративно выудил торчавший пистолет из кармана и сунул за пояс. Это был жест не капитуляции, а перемирия.
— Диалог, значит? — я скептически хмыкнул. Говорить пришлось на английском. — С человеком, который держит настоящий лагерь смерти? Ты точно американец? Фашистов в родственниках нет? Дахау, Аушвиц, Бухенвальд… Ни о чем названия не говорят? Нет? Хм, а у тебя своеобразное чувство юмора, Джон.
— Это полигон, Громов. А полигоны бывают разными, — спокойно парировал он. — Ты воевал в Афганистане. Ты знаешь, что для отработки новых тактик нужны реалистичные условия. Оружие, элементы защиты. Боевые приемы. Этот лагерь существует уже два года. И да, я приложил не мало усилий для того, чтобы все здесь организовать. Как видишь, все здесь достаточно толково.
— Толково? — резко оборвал его Кикоть. — Люди у тебя как мишени! Живые люди, пленные, на которых охотятся снайпера! Разве так поступать это гуманно?
Вильямс взглянул на майора и в его глазах мелькнуло явное раздражение. Чекист был для него проблемой, «расходным материалом», который вдруг начал слишком громко говорить. Таких не любят. Он здесь точно лишний и им не нужен.
— А тебя я тоже помню. Еще тогда, летом в лагере. Мы тогда не договорили, пришлось срочно улетать. Офицер КГБ? Уже нет, ты просто забытый, отработанный материал даже для своих.
Кикоть нервно усмехнулся, но отвечать не стал.
А ведь верно, после потери АН-24 никто майора и остальных искать не стал. Просто списали как без вести пропавшего и все. Ну а кому в голову придет проводить поисково-спасательные работы в стране, где идет война? А потом, когда Советская армия пошла на штурм по всем направлениям, до какого-то там майора из контрразведки, который, к тому же, даже на место службы еще не прибыл, уже и не вспомнили.
— Условия просты, Вильямс, — вновь сказал я, перехватывая его внимание. Мой голос звучал спокойно и расчетливо. — Ты хочешь поговорить? Я согласен. Но, не здесь. В лагере, например. И еще… Раз ты сказал, что майор Кикоть тебе не нужен, так отпусти его. Он для тебя не угроза. Он вообще оказался тут случайно. Дай ему уйти.
— Отпустить? — поднял бровь ЦРУ-шник. — После всего, что он тут увидел? Я что, похож на дурака?
— Вовсе нет. Его горы убьют и ты это знаешь. Чтобы добраться до советских гарнизонов, ему нужно пройти сотни километров. В его состоянии, без оружия, еды и воды, это невозможно.
Кикоть резко вскинул голову, все еще держа снайпершу на прицеле. «Мол, что ты несешь, Громов?». Я едва заметно подмигнул ему.
— Может быть. Но что я получу взамен? — Вильямс скрестил руки на груди, его взгляд стал пристальным.
— Ты получишь меня, — я выдержал длинную паузу. — Не «куклу», каких тут было много, а офицера разведки, готового к диалогу. Ты же знаешь, кто я такой! Вот и получишь мое полное сотрудничество. Без сопротивления… — затем я кивнул на Кикотя, — Его же все равно убьют в каком-нибудь нечестном бою, или он поднимет бунт среди остальных. Зачем тебе лишняя головная боль? Отпустишь его — получишь мое доверие. И информацию.
— Какую информацию? — быстро спросил Вильямс, почуяв конкретику.
Внутри все сжалось. Теперь главное — не соврать, а найти такую полуправду, которая будет звучать абсолютно достоверно. И тут в голове родилась идея, основанная на следствии того, как я тут вообще очутился.
— Ты думаешь, я здесь из-за неудачи? — я усмехнулся, глядя ему прямо в глаза. — Заблуждение. Мое появление здесь, на этом конкретном участке границы, было запланировано. Только не нашим славным ГРУ, а мной лично. Про упавший спутник, ты, полагаю, в курсе?
Джон переглянулся с Урду. Ну, конечно, в курсе. Вот кто сообщил координаты американцам, а также о том, что камера сняла их военные объекты, включая этот лагерь смерти. Увидеть этого американцы не могли, значит информацию слили напрямую. Тот же Калугин, через своих доверенных. Урду мог это сделать. Правда, становилось непонятно, зачем тут нужно было задействовать капитана Филатова, если Иванов уже был здесь?
Вот же дерьмо, насколько глубоко засунули свои щупальца товарищ Калугин и его влиятельные друзья — очень тесное, дерзкое сотрудничество с ЦРУ. Ради чего? Да хрен его знает! Вдруг он или кто-то из других старший офицеров метит на пост ГенСека, после того, как рухнувший Союз перевернут с ног на голову? То, что произошло в