— Ты еще не понял? — горько усмехнулся Виктор. — Тут постоянная текучка! А наших пленных хватает. Знаешь, сколько их таких в Пакистане после войны в лагерях осталось? Про рабов же слышал?
Отвечать я не стал. Конечно, слышал.
— Нас отработают, других притащат. Не будет русских, найдут других. Американцам все равно, на ком тренироваться. Но наши им больге всего нравятся, потому что опытные. Потому что крепкие, стойкие. А бородатые что⁈ У них ни опыта, ни навыков. Они ничего не умеют. Я не удивлюсь, что именно с таких это место и было организовано изначально. Это уже потом кто-то додумался.
Тошно мне было от всего этого дерьмового места, от этой вонючей камеры, от собачьего отношения, даже от здешней мрачной атмосферы. От убийств. От пыток. Сколько подобного дерьма здесь уже произошло ранее? А сколько еще произойдет?
Несколько минут я сидел в полной тишине, отдыхая.
— Майор, проийзошла странная вещь. Когда я победил, тот американец, что меня сюда притащил, сильно расстроился и хотел пристрелить на месте. Но ему не разрешили. Кто-то, в черном пикапе.
— А! Знаю, видел… Понятия не имею, кто там может быть.
— Но американец его слушался!
Охрана появилась внезапно. И, почему-то без Семена. Они вряд ли понимали русскую речь, но зато английский знали.
— Эй, где тот боец, что вы забрали ранее? — с некоторой надеждой спросил я, намереваясь узнать о судьбе Семена.
— А все… Убили его!
— Как убили? — ошеломленно воскликнул я. — Почему?
— Важные люди, что сморели ваш бой с чернокожим, очень расстроились. Решили отыграться, сняли ограничения. Противник выбрал нож. Все, семьдесят семь двенадцать, не мешай! Завтра все повторится!
Я сжал кулаки от злости. Услышанное мне совершенно не понравилось.
Следующей «куклой» они выбрали Виктора Викторовича.
— Семьдесят семь ноль один! Руки!
Майора забрали точно так же, как и меня. Как и Семена. Однако его бой был на удивление коротким, прошло не более десяти минут. Рева зрителей почему-то слышно не было, поэтому я и предположил, что Кикоть победил.
С одной стороны, боец из него не очень. Да, кое-какие специальные навыки у него были, но об этом я мало что знал. Скорее всего, чему-то научился уже здесь, чему-то у того старика, что ранее спас ему жизнь. С другой же — он опытный офицер, который имеет за плечами достаточно опыта. А впрочем, что я вообще знал о Кикоте? Кем он был ранее? Что умел? Пожалуй, кроме того, что он майор КГБ, больше ничего я и не знал.
Когда же его ввели обратно в камеру, он тяжело дышал.
— Виктор? Ты цел?
— Угу. А вот противник нет.
— Лихо он Залтана отработал. Это один из бывших Черных Аистов. Афганский спецназ! — вдруг подал голос один из охранников. Говорил на ломанном английском. Я их не видел, но кажется, это были не пакистанцы.
Забросив майора обратно в камеру, они захлопнули дверь и удалились. Странно, что больше с собой они никого не увели. Неужели это все? Да нет, вряд ли. Скорее всего, для массовки возьмут кого-то из своих осужденных.
— Против кого ты сражался? Против того, что в камуфляжных штанах был?
— Ну да. Он оказался поляком. Кого в этом лагере только нет. Сброда хватает. Американцы сюда их как на сафари возят. Суки.
— Как ты его нейтрализовал? — поинтересовался я. — Ведь с виду он казался серьезным бойцом!
— А! — устало отмахнулся он. — Ничего особенного! Сначала я просто отступал, потом подобрал горсть песка и швырнул ее ему в глаза. Затем контратаковал. А слепого обойти не сложно, подставил подножку. Оказавшись сверху, я ему с силой вывернул руку. Сломал, судя по всему. Криков не было. А бой был закончен. Зрители конечно же в бешенстве — уже двое «курсантов» проиграли бой один на один. Они не такого ждали.
— Хорошо отработал. А так можно?
— А чего тут думать? На войне все средства хороши, даже подлые! Честно сражаются в спортивных секциях, а тут куда ни глянь, везде гниль одна.
Больше мы не говорили. Просто молчали.
Еще двоих сегодня забрали, а вернулся только один. Его Сергеем звали — против него тоже выбрали длинный нож, но он как-то умудрился перехватить инициативу, а заодно и сам нож. Противника порезал, но ликвидировать не успел. Нож забрали, а самому по ребрам дали.
Остаток дня прошел в полной тишине. Даже просто поговорить было не о чем — каждый замкнулся в себе.
Ночью в камерах было тихо, а в некоторых теперь еще и пусто. Привычный шепот из камеры Семена больше не доносился. Воздух казался гуще, тяжелее от сознания этой потери. Нас оставалось десять.
— Громов, — тихий, но абсолютно четкий голос донесся сквозь несколько стен. Это был Кикоть. Его камера, вроде бы, была через две, в сторону выхода.
— Чего, майор?
— Твой бой… Какой он был? — в его голосе был лишь холодный интерес.
Я все рассказал ему, но максимально кратко.
— Они этого не любят. Они хотят зрелища, крови, а не работы профессионала. А мы им сегодня всю малину испортили. Будут последствия.
— Семена не стало, — сказал я, глядя в темноту.
— Но это нормально! Его смерть — еще один аргумент в пользу того, что нужно бежать.
— Ты же сам говорил, что сейчас не самое удачное время для побега. Что это самоубийство, учитывая где мы!
— Ситуация изменилась. Я тут подумал. Сегодняшний сигнал с того пикапа… Кто-то проявил к тебе нездоровый интерес. Это значит, у них на тебя другие планы. Не быстрая смерть на арене, а что-то иное. Возможно, передача другой группе. Или использование в качестве «образца» для иных целей. Как язык ты им точно не нужен, иначе бы уже допрашивали… Любое повышенное внимание — это брешь в их системе. Слабость, которую можно использовать. Нужно постараться этим воспользоваться и понять, кто внутри.
— Что ты предлагаешь?
— Пока не знаю. Следующий выход — на прогулку. Мы должны быть готовы действовать мгновенно. Нужно создать неконтролируемый инцидент. Драку, поджог, короткое замыкание — неважно. Главное — отвлечь основную массу охраны. В возникшей суматохе — прорыв к главным воротам. Там постоянно только два часовых. И им дела нет до того, что внутри лагеря. У них все внимание нацелено на то, что вокруг лагеря! Понимаешь, о чем я⁈
— Да. А дальше-то что? Горы, пустыня. Мы без оружия, без воды. И у тебя рука повреждена.
— Дальше — выживать. Как я выживал