— Ваше Величество, кроме того, — голос прозвучал устало, но твёрдо, — моя задача — вернуть вас с вашим сыном домой, а не устраивать целое цирковое шоу из всего этого. Ну, вы ещё должны бы понимать, что вся эта история мне по возвращении домой изрядно аукнется. Так что мысли сейчас несколько иные, и все эти экстремальные истории меня отнюдь не прельщают. Своих хватит, чтобы самому их выдумывать.
Воздух в горнице, и без того насыщенный запахом старого дерева и страха, сгустился ещё больше. Казалось, даже пылинки, плясавшие в луче заходящего солнца, замерли в ожидании.
— И что, ты вот так прямо сразу от нас уйдёшь? — Светлана сделала круглые, по-детски огромные глаза потерянного котёнка, и в них запрыгали предательские блики.
Голос её дрогнул, став тонким и беззащитным. Настоящий, отточенный годами правления, запрещённый приём.
— Не нагоняй трагедию, — последовал почти автоматический, затверженный в иных обстоятельствах ответ. — Сначала проверю, точно ли вы добрались и никаких проблем на месте не возникло. И только потом…
Мысленный взор уже рисвал картины доклада Верховному Совету, их каменные, неодобрительные лица, горы отчётности и неизбежные допросы с пристрастием о «несанкционированном изменении исторического ландшафта вероятностной линии». Да, Дорогобудовы все мозги выклюют, вызнавая обстоятельства моих похождений, а потом тренировки гады скорректирую, чтобы подтянуть где отстаю и не напирать там, где у меня и так всё хорошо.
— А как же фрейлины? — вдруг прозвучал вопрос, неудобный, колкий, словно игла дикобраза, выпущенная из милого котёнка.
Всё-таки она эту тему даже просто из головы не выбросила, не то что забыла. Взгляд машинально скользнул по её лицу, выискивая насмешку, но нашёл лишь деланную, слишком уж наигранную невинность. Нет, конечно, понимание имелось — в этом мире, с его физиологией, никаких особых препятствий для исполнения её императорской прихоти не существовало. Но вот внутренне… Внутренне не было готовности ни на йоту.
Главная проблема крылась даже не в моральных терзаниях, а в простом, почти животном страхе, который так въелся в меня в моём мире и который так и не удалось изгнать. Да и в целом, хватит ли силы воли противостоять скоординированному нападению, если они, эти самые фрейлины, проявят инициативу? Ведь известно же — воля воли рознь. Можно быть несгибаемым титаном в бою, но пасть как подкошенный под натиском трёх хрупких девиц, вооружённых духами, шелками и наглым обаянием молодости. То-то и оно!
Чиновник в радужных петлицах сглотнул с таким звуком, будто пытался протолкнуть в горло кулак. Видимо, тема «фрейлин» и их предполагаемого предназначения выходила далеко за рамки его служебных инструкций. От такого даже у стоящего по стойке «смирно» офицера сопровождения дёрнулась щека, а сам он покраснел. Видимо в красках представил, что с ними буду делать и в каких позах. А Светлана, поймав его растерянный взгляд, лишь чуть скосила свои «кошачьи» глаза, давая понять — дискуссия по этому вопросу далеко не закрыта.
Ну, кто бы мог подумать, что вот такая, с позволения сказать, «проблема» может нарисоваться. Заделывать будущих магов на благо её Российской империи явно не входило в план-минимум, а уж тем более — в моральный кодекс путешественника между мирами. И не важно, что известен такой мне всего один. Нет, в целом, конечно, сам по себе процесс — занятие интересное, и, если не ломаться, можно сказать через колено, его можно было сделать ещё и увлекательным… но всё же перспектива вызывала лёгкий, почти панический трепет.
Много лет жить под гнётом собственных рефлексов, которые по факту не раз спасали жизнь до того момента, как тело смогли, так сказать, «отремонтировать» и перенастроить. А с другой стороны, вспоминалось, как всё это выглядело со стороны — жёстко, неуклюже и до смешного нелепо. Правда, странное дело, девушкам в тот период подобное «неуклюжее» геройство почему-то нравилось… Хотя почему же почемуто… очень даже понятно отчего.
Чёрт! Неужели эти мысли — не что иное, как попытка самого себя уговорить «оторваться» за все годы повальных насмешек и издевательств? Словно назойливая муха, жужжала в голове и вовсе предательская идея: а если сделать вид, что всё это — проделки Александра? Под него в этом мире закосить — как два пальца об асфальт… В общем, с неотвратимостью надвигающейся грозы нарастало чувство, что собственная воля начинает трещать по швам, даже не вступив в прямое соприкосновение с противником.
Блин, и как вообще противостоять такому натиску, если предполагалось, что наступающие будут сплошь состоять из девиц, далеко не из подворотни, а воспитанных, образованных и, что самое коварное, наверняка прекрасно осознающих силу своего очарования? Капец, да это же настоящая психологическая диверсия под видом государственной необходимости! Воздух в горнице вдруг показался невыносимо спёртым, а на лбу выступила испарина, холодная и липкая, как воспоминания о прошлых неловкостях.
Глава 18
Ни единого передыха не дают эти фрейлины — будто сговорились, честное слово. Только повернёшь голову, а перед глазами уже кружится пёстрое облачко коротких юбочек, шелестящее, будто ветром подхваченное. Вот же завели моду на какие-то безумные анимешные платья. Лёгкий аромат их духов висит в воздухе тонкой дымкой — смесь сладковатых цветочных нот и чего-то пряного, тёплого, как свежеиспечённые булочки. Пахнёт так аппетитно, что желудок предательски напоминает о себе, хотя сам же и знает, что речь вовсе не о еде. Вернее о пище, и даже не духовной.
Слышится где-то сбоку негромкое «хм-мм», будто специально сделанное, чтобы привлечь внимание. Фрейлина, та что помоложе, хотя уже, казалось бы, куда более, будто невзначай роняет на ковёр платочек — лёгкий, белоснежный, с вышитым краем. И вот уже склонилась, плавно, с ленивой грацией кошки, играющейся с добычей. Короткая юбочка вздрагивает, поднимается выше дозволенного придворным этикетом — наверняка. Ткань шуршит, словно подмигивает: мол, гляди, не стесняйся, всё тут правильно падает и вовремя. А посмотреть там всегда есть что. Кого попало во фрейлины не берут!
Умение уронить что-нибудь в нужный момент у них поставлено на уровень дипломатической работы. И ни у одной руки не дрожат, когда что-то поднимают — даже интересно, насколько тщательно это тренируют. И ведь знают же все, что весь фокус рассчитан не на гостя непонятно откуда,