Остановился. Попробовал снова, опять промах.
За спиной тишина. Все слушали и ждали.
Я почувствовал, как горят щеки. Провал. Не получается.
Убрал руки с клавиш:
— Извините. Не могу. Память… не восстановилась еще.
Встал и отошел от инструмента.
Анна Павловна быстро подошла к фортепиано, села, начала играть, что-то быстрое, веселое. Отвлекла внимание.
Дамы переключились на нее, слушали. Неловкий момент прошел.
Крылов подошел ко мне, хлопнул по плечу:
— Ничего страшного, Александр Дмитриевич. Бывает. Контузия серьезная вещь. Мой брат после ранения полгода говорить не мог, потом восстановился. Может, и у вас память вернется.
— Может быть.
Я отошел к окну, стоял, смотрел на улицу. Чувствовал себя идиотом. Опозорился перед всеми.
Но что делать? Не мог же я сыграть то, чего не умею.
Анна Павловна закончила играть, подошла ко мне:
— Александр Дмитриевич, не переживайте. Это совершенно нормально. После такого ранения многое забывается. Главное, что вы живы и работаете.
— Спасибо.
Она тепло улыбнулась и отошла.
Я стоял у окна, пил чай. Настроение слегка испортилось.
Вдруг у входа в зал поднялась суета. Голоса стихли, все повернулись к дверям.
В зал вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, представительный. Темно-синий генеральский мундир, с золотым шитьем, ордена на груди: Станислав, Анна, Владимир. Эполеты тяжелые, золотые. Усы седые, подкрученные. Лицо важное и властное.
За ним адъютант, молодой офицер в мундире, с портфелем под мышкой.
Все встали. Мужчины вытянулись, женщины присели в реверансе.
Баранов шагнул вперед, низко поклонился:
— Ваше превосходительство! Какая честь! Не ожидали вас увидеть!
Губернатор снисходительно кивнул:
— Иван Петрович. Господа. Проезжал мимо, решил заглянуть. Посмотреть, как отдыхает дворянство.
Он прошел в центр зала, оглядел присутствующих. Взгляд цепкий, оценивающий.
— Ну что, господа, как дела? Как хозяйства? Какой ожидается урожай?
Баранов тут же заговорил, отчитываясь:
— Урожай, ваше превосходительство, обещает быть неплохой. Весна ранняя, дожди вовремя. Озимые хорошо взошли…
Губернатор слушал, кивал. Потом спросил:
— А что со строительством богадельни? Обещали в прошлом году начать.
— Начали, ваше превосходительство! Фундамент заложен, стены поднимаются. К осени закончим.
— Смотрите. Государь император интересуется благотворительностью. Не подведите.
— Слушаемся, ваше превосходительство!
Губернатор прошел дальше, остановился у группы мужчин, поговорил с ними. Потом заметил Крылова:
— А, Федор Иванович! Как дела? Пожары как, так же часто случаются?
Крылов вытянулся:
— Случаются, ваше превосходительство. Но справляемся. Недавно новые насосы заказали, ремонтируем. Они улучшенные должны быть.
— А, да, слышал. — Губернатор кивнул. — Кто там занимается? Инженер какой-то?
— Да, ваше превосходительство. Капитан Воронцов, из Севастополя. Вот он, позвольте представить.
Крылов жестом подозвал меня. Я подошел, вытянулся и поклонился:
— Воронцов Александр Дмитриевич, капитан-инженер в отставке.
Губернатор внимательно осмотрел меня:
— Воронцов… Из Севастополя, говоришь? Ранен был?
— Да, ваше превосходительство. Взрыв мины, контузия.
— Служил в саперах?
— Так точно.
Губернатор кивнул:
— Хорошо. Саперы толковые ребята. — Пауза. — Ну, рассказывай. Насосы как? Скоро будут готовы?
Я ответил четко, по-военному:
— Шесть насосов, ваше превосходительство. Четыре уже готовы, два в работе. Срок через неделю. Успеем.
— Улучшаешь, слышал?
— Так точно. Медные клапаны вместо кожаных, увеличенный диаметр поршней, производительность выше на треть.
Губернатор прищурился:
— Сам придумал?
— Инженерное образование, ваше превосходительство. Николаевская академия. Рассчитал, спроектировал, внедрил.
— Хорошо. — Губернатор кивнул одобрительно. — Вот такие люди России нужны. Образованные, деловые. Не болтуны, а работники.
Он повернулся к Баранову:
— Иван Петрович, таких надо поддерживать. Если что понадобится, помогайте.
— Слушаемся, ваше превосходительство!
Губернатор повернулся обратно ко мне:
— Воронцов, смотри. Работай хорошо. Закончишь насосы, приходи в канцелярию. Обсудим, что еще можешь сделать для города. Может, паровую машину где поставить. Или что другое.
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Губернатор кивнул, пошел дальше. Адъютант поспешил следом.
Обошел еще несколько человек, поговорил с ними, потом направился к выходу:
— Ну, господа, не буду вам мешать. Отдыхайте. Служите верой и правдой!
Все поклонились. Губернатор с адъютантом вышли.
Глава 23
Насосы
Как только дверь закрылась, зал взорвался разговорами:
— Сам губернатор!
— Какая честь!
— Воронцова похвалил!
Баранов подошел ко мне, широко улыбаясь:
— Вот видите, Александр Дмитриевич! Сам губернатор вас заметил! Это большая удача!
— Спасибо, Иван Петрович.
Крылов тоже подошел, хлопнул по плечу:
— Молодец! Четко доложил, по-военному. Губернатору понравилось.
Я кивнул. Тут же заметил взгляд Долгорукого. Он стоял в стороне, хмуро смотрел на меня. Видно, не понравилось, что меня похвалили.
Разговоры продолжились. Народ снова разбился на группы.
Баранов повел меня к дивану, где сидели несколько помещиков, пожилые мужчины, бородатые, в темных сюртуках.
— Господа, позвольте представить, Александр Дмитриевич Воронцов, инженер. Сами видели, губернатор его похвалил.
Помещики кивнули, поздоровались со мной. Один, особенно старый, с длинной седой бородой, спросил:
— Воронцов, вы из Московской губернии, говорили?
— Так точно. Отец мой имел небольшое имение в Тульском уезде.
— Имел? Продал?
— Нет. Умер. Имение перешло к старшему брату.
— Понятно. — Старик кивнул. — А сколько душ было?
— Сорок пять.
— Немного. Ну ничего, главное, дворянство. — Старик отпил чаю. — Скажите, Александр Дмитриевич, а как вы смотрите на слухи о возможной отмене крепостного права?
Вопрос острый, опасный. Все повернулись ко мне, ожидая ответа.
Я помолчал, обдумывая слова. Осторожно сказал:
— Слухи ходят давно. Государь император, говорят, думает о реформах.
— Вот именно! — Старик стукнул кулаком по колену. — Думает! А я вот против! Категорически против!
Баранов мягко возразил:
— Степан Васильевич, но ведь крепостное право устарело. В Европе давно отменили. Да и у нас на Балтике, в остзейских губерниях…
— Европа! — Старик фыркнул. — Что мне Европа! Там другие порядки, другие люди! А у нас мужик без барина пропадет! Кто его учить будет, кормить, одевать? Отпусти на волю, пропьет все, сопьется, с голоду умрет!
Долгорукий, стоявший неподалеку, подошел и вмешался в беседу:
— Степан Васильевич правы! Мужик как ребенок. Его надо держать в строгости. Иначе распустится, бунтовать начнет!
Баранов покачал головой:
— Павел Сергеевич, времена меняются. Нельзя вечно жить по-старому. Нужны реформы, но постепенные, разумные.
— Какие реформы⁈ — вспылил Долгорукий. — Вы хотите освободить крестьян? А кто тогда землю пахать будет? Кто будет работать?
— Те же крестьяне, — спокойно ответил Баранов. — Только за плату. Вольнонаемные работники.
Старик засмеялся горько:
— За плату! Откуда у них деньги? Ничего у них нет! Освободи их, через год умрут с голоду!
Я молча слушал. Спор разгорался все громче и ожесточеннее.
Баранов повернулся ко мне:
— Александр Дмитриевич, а вы как думаете? Вы человек образованный, много видели.
Все снова посмотрели на меня. Ждали ответа.
Я опять помолчал. Скользкая тема. Скажешь не то, наживешь врагов.
Но промолчать тоже нельзя. Меня спросили прямо.
Я осторожно ответил:
— Я инженер. Не политик. Но вижу одно,