Заповедник - Патрик Лестевка. Страница 12


О книге
руки на груди и позволяю голове погрузиться в шелковую подушку. Что ж, это лучше, чем многие места, где я ночевал.

Через некоторое время я выхожу. Я достаю свой протез и брожу вокруг, пока не нахожу входные двери, по пути опрокидывая несколько урн.

Через два часа после того, как я вошел в морг, я снова снаружи. Кажется, ничего не изменилось - солнце в том же положении, серный диск, приколотый к небу над Спейс-Нидл [50]Боба Ступака [51]. У меня даже нет денег на автобус. Я тащусь на юг.

Три часа спустя я снова в своем номере в "Счастливых Семерках". Я не нанес солнцезащитный крем, и мое лицо и руки обгорели до свекольного цвета. Я ничего не чувствую. Кто-то однажды сказал мне, что осязание - самое недооцененное из пяти чувств. Но в этот краткий миг я благодарен, что не могу чувствовать.

Стук в дверь.

- Да?

- Это менеджер. Ты Пэрис?

- Да.

- Письмо для тебя.

- Подсунь его под дверь.

Конверт в пятнах и размазан, переслан из разных отелей и мотелей, в которых я останавливался во время своего спуска. Чудо, что я его получил, или кто-то был заинтересован в том, чтобы я его получил.

Первое, что бросается мне в глаза, - это неподписанный чек.

Одна пятерка и четыре нуля в аккуратный ряд...

* * *

Рэнди "Ответ" Блондо – извлечение информации

Нью-Йорк, Нью-Йорк

30 ноября 1987, 12:05 по полудни

Я паркуюсь на 54-й и Лекс, когда две яппи-девушки останавливают меня у "Barney's" [52]. На них одинаковые кремовые шелковые блузки, твидовые юбки - одна плиссированная, другая нет - и черные атласные туфли, они держат "Kолу" в ухоженных руках. Их волосы до плеч и окрашены в тот же обжигающий сетчатку платиновый блонд. Их сиськи - хирургически увеличенные 36C, броские, но не преувеличенные, размер, который предпочитают озабоченные имиджем жительницы Уолл-стрит. Их ноги загорелые и подтянутые после персональных тренировок, руки гладкие, как у младенца, от обертываний из морских водорослей. Они пахнут как косметический отдел: шампунь с ароматом папайи и сандаловое вяжущее средство для кожи, очищающее средство для глубоких пор с лимонником и бронзирующий лосьон "Q.T. Instatan". Их запах наполняет такси, невидимый, но глубоко текстурированный запах.

От них у меня чертовски болит голова.

- Куда, дамы?

Одна из них называет адрес в престижном районе Гринвич-Виллидж. Она повторяет адрес три раза, возможно, потому что считает меня или таксистов в целом отсталыми.

- Ванесса, дорогая, - говорит ее двойняшка, когда мы движемся, - куда мы сегодня вечером пойдем?

- Брайс обещал забронировать столик в "Слэндер"...

- В новый ресторан Бенджамина Каллена?

- Он самый, Ванесса.

О, Боже. Их обеих зовут Ванесса?

- Ты пробовала марлина - марлина и чили из кабачка?

- Не помню.

Ванесса вытаскивает белую таблетку из сумки "Gucci" из кожи газели и проглатывает ее, запивая "Колой".

- О, ты должна попробовать. А карпаччо из тунца? Умереть за это можно.

- Люди умирали и за меньшее.

Отражая красные огни шатра театра "Уинтер Гарден", глаза женщины кажутся наполненными кровью.

Я открываю окно, маня к себе гул гудящих клаксонов и визжащих шин, отбойных молотков и набегающего потока пешеходов, чтобы заглушить их голоса. Меня поражает острота, граничащая с отчаянием, что эти женщины - конечный продукт нашей американской мечты, американской аристократии: частные школы, университеты Лиги плюща, летние домики в Хэмптоне или на Мартас-Винъярде [53], виллы для отдыха в Аспене и Монте-Карло. Их мужья - юристы или биржевые брокеры с семизначными зарплатами, их жизнь - череда частных вечеринок, эксклюзивных ночных клубов и благотворительных ужинов ради дел, которые им безразличны. Их мужья будут трахать светловолосых, большегрудых секретарш, пока они будут крутить романы без любви с загорелыми массажистами, все будут есть салат "Вальдорф", сашими из желтохвоста и вяленые помидоры. Их существование - это существование золотой рыбки в хрустальной чаше: внешний мир, мир дисконтных супермаркетов, бездомных и матерей на социальном обеспечении, для них так же далек и невероятен, как эльфы, Чубакка, капитан Лу Альбано [54]или...

- ...эти участники дискуссии у Херальдо Ривьера [55]просто должны быть оплачиваемыми исполнителями! - визжит Ванесса. - Вчера темой были "Мужчины, живущие как женщины". Tы бы видела - мужчины с волосатыми костяшками пальцев, одетые в лавандовые сарафаны, ноги в туфлях на шпильках. Ни одного дизайнерского лейбла не видно!

Американская мечта привела меня во Вьетнам. Дядя Сэм хотел, чтобы Виктор Чарли был таким же, как он, носил костюмы, ел чизбургеры и ездил на "Шевроле". В октябре 1966 года военный джип высадил меня на учебном полигоне за пределами Корпус-Кристи. Именно там проявились мои особые... навыки. Меня перевели в Дюк-Пхонг, в пятидесяти милях к северо-востоку от Сайгона, где я присоединился к Мобильным партизанским силам, отряду A-303, подразделению "Блэкджек". Мне было приятно служить.

- О, я просто обожаю эту песню, - говорит Ванесса. Радио настроено на "WNYX", и играет "That’s All" группы Genesis. Ванесса стучит по плексигласовому барьеру, как избалованный ребенок, пытающийся привлечь внимание животного в зоопарке. - Сделай громче, - командует она. Ванессе: - Фил Коллинз такой гениальный. Я бы родила ему ребенка. - Мне: - Громче.

Я знаю людей в этом городе. Плохих людей. Я знаю человека с дрелью, топором и бутылкой кислоты. Я мог бы дать этому человеку адрес моих пассажирок, и этот человек нанес бы им визит - может, не сегодня вечером или завтра, может, не через годы, но он бы пришел. Этот человек отрезал бы им руки, выколол бы им глаза и прорезал бы траншею по центру их лиц, пока давление не заставило бы части их мозга, тускло-серые и блестящие, пройти через раны. Знание о существовании этого человека удерживает меня от того, чтобы достать из-под сиденья пистолет с глушителем .22 "Кырыккале" [56], просунуть его в одно из отверстий размером с четвертак и покрасить заднее сиденье в ядовито-красный цвет.

Ну, это и счет за паровую чистку.

За "That’s All" следует "Workin’ For a Living" от Huey Lewis and the News [57]. Ванесса держит на коленях что-то, что я принимаю за скомканный носовой платок, пока он не начинает тявкать, и я с нарастающей грустью понимаю, что это собака: бумажные, с прожилками вен, уши и черные мраморные глаза, которые, кажется, вот-вот выскочат из черепа. Мой взгляд встречается с ней через зеркало заднего

Перейти на страницу: