Знаешь, что самое лучшее, Хэнди? Никто, я уверена, никто не знает, где я. Мои адвокаты проделали огромную работу, чтобы сохранить все в тайне, и, судя по тому, что я слышу, представителям прессы уже надоело беспокоить моих родителей. Уже несколько недель обо мне ничего не пишут в газетах и не говорят в новостях.
Похоже, СМИ переключились на последнюю новость - некую семью из Висконсина, которая три года держала свою семнадцатилетнюю дочь взаперти в подвале, и никто об этом не знал. Даже соседи! У них было три младшие дочери, которые ходили в школу, как и все остальные дети, у них были друзья и все такое, но никто даже не знал о существовании этой девочки. Разве это не удивительно! Они били ее током, жгли электрическим утюгом, стреляли в нее из пневматического пистолета, выбивали зубы молотком, в общем, делали с ней жуткие вещи.
Невольно задумываешься, чем бедный ребенок заслужил все это, верно?
Они были набожными баптистами. Но разве не все мы такие?
Во всяком случае, это помогло отвлечь от меня всеобщее внимание. Я почти готова написать этой девушке письмо, понимаешь, о чем я?
"Спасибо, что отвлекла на себя этих назойливых газетчиков. Извини за выбитые зубы!" (Хa!)
Но, если серьезно, я хочу поблагодарить тебя, Хэнди, от всего сердца. Твоя подруга Лори просто замечательная. Мы постоянно разговариваем, обычно за кружкой пива или двумя-тремя после работы, о моем прошлом, об Оуэне, о тюрьме и о тебе... И теперь я больше, чем когда-либо знаю, что то, что ты сделал со своей девушкой Сьюзи, это просто от чисто мужской страсти, ты не отвечал за свои действия. Ни в коем случае. Если кто-то и виноват, так это она. Присяжные просто ошиблись.
Лори любит тебя как брата, и я тоже. Может, когда ты выйдешь на свободу - а ты выйдешь, несмотря на то, что говорят тебе твои глупые адвокаты, - мы сможем устроить что-нибудь более... э-э-э, братское? Например, секс втроем? Ты хочешь этого? Держу пари, очень хочешь!
В любом случае, мы обе посылаем тебе много любви и объятий.
Всегда твоя,
Шерри
ГЛАВА 9
Джозеф так и не вышел из тюрьмы, но через три месяца она встретила Арлисса в цветочном магазине, а затем в тот же вечер они с ним сидели в баре "Логово Льва", хотя желтые розы он покупал для своей девушки, чтобы загладить вину за то, что утром перед уходом на работу назвал ее "сукой". Она сказала ему, что желтый цвет означает сожаление.
Арлисс был на шесть лет моложе ее - столько было бы Талии, будь она жива. От отца он унаследовал подрядный бизнес. Его пиджак и галстук были от "Brooks Brothers", а после ужина он пил виски "Гленфиддич" и коньяк "Курвуазье". В этот момент она, наконец, решила спросить его о его девушке.
- Не думаю, что это надолго, - сказал он. - В качестве секретарши она мне нравилась больше, чем в постели.
- Но ведь ты только что потратил двадцать пять долларов на розы, - сказала она.
Он усмехнулся.
- Ну, не знаю. Мы же сидим здесь, так ведь?
- Да.
- Ну вот.
- Как ты собираешься ей это объяснить? Я имею в виду ужин.
- Я уже ей все объяснил. Ты - клиент. Иногда я работаю с клиентами до предрассветных часов.
- Ах, вот как.
- Ну да.
- "Предрассветные часы". Давненько я не слышала этого выражения.
- Я - старомодный парень.
- Хочешь убраться отсюда?
- Сначала допей. Не торопись.
Она завела его, пока он вел машину. Сжимала и теребила пенис под легкими летними брюками. Через некоторое время они замолчали, и она услышала его прерывистое дыхание. Его член стал большим, толстым и очень твердым.
- Ты знаешь, кто я? - спросила она.
Он улыбнулся.
- Нет, а кто ты?
- Я - Шерри Джефферсон.
- Не Сэмюэлс?
- Нет. Шерри Джефферсон. Теперь ты знаешь, кто я?
- Да. Думаю, да.
- Имеет ли это для тебя значение?
- Нет. А должно?
- Мне кажется, это имеет значение.
- Нет, это не так. Но если ты не прекратишь делать это, то что-то будет иметь значение, это уж точно.
В своей квартире, когда он стоял перед ней на коленях на кровати, она освободила его член и взяла в рот, слегка поглаживая ствол, но не позволяя Арлиссу кончить. Сняла блузку, сбросила лифчик. Ее сиськи были хороши и все еще упруги, мужчины всегда удивлялись длине сосков, и она хотела, чтобы он их увидел. Продолжая гладить, она потянулась к тумбочке, открыла ящик, достала наручники и покачала ими.
- Это для тебя или для меня? - спросил он.
- Как пожелаешь.
- Для тебя, - сказал он.
Два месяца спустя его девушки уже не было и в помине, они лежали на его гораздо большей кровати, чем у нее, его спальня, черт возьми, была больше, чем вся ее квартира. Она расстегнула наручники на его запястьях, провела руками по его скользкому от пота телу к пенису, взяла его в ладони и спросила:
- Как ты отнесешься к тому, если я предложу тебе кого-нибудь изнасиловать в моем присутствии?
- Серьезно?
- Да. Естественно, по-настоящему.
- Я никогда этого не делал, - сказал он.
- Я знаю, что ты этого не делал. Но как ты к этому отнесешься, если я этого захочу?
Он задумался.
- Нет проблем, - сказал он.
ГЛАВА 10
Джанин Эдмундсон теперь стала Джанин Тернер, ее мужа звали Оуэн. Ирония совпадения его имени с именем того Оуэна ничуть не смущала ее. Но если не считать ее первого школьного парня, Оуэн был самым добрым и нежным мужчиной, которого она когда-либо встречала.
Его педиатрическая практика разрослась до такой степени, что