31 декабря 2019 года мне нужно было сдавать текст этой книги редактору. А 30-го я попала в больницу по «скорой» с обмороком и болями в груди. Внесу ясность, по «скорой», – значит, мы сами приехали в пункт (уже после обморока) в часы, когда практика нашего семейного терапевта была закрыта. Врач, которая, судя по ее виду, недавно закончила десятый класс средней школы, бодренько исключила проблемы с сердцем и легкими, померила давление (90 на 50) и посоветовала ползти домой.
– Но что же со мной случилось? – мне хотелось какой-то ясности.
– Вы заболели.
– А с давлением что?
– Оно упало, – доброжелательно объяснила мне школьница, тряхнув косичкой.
– Может, какие-то лекарства… мне и правда нехорошо.
– У вас голос охрип. Это просто легкий грипп. Знаете, что? – ее лицо прояснилось. – Примите-ка на ночь двойную дозу парацетамола. И хорошенько выспитесь.
Оказавшись дома и дав себе труд вспомнить, что я уже больше месяца ношусь с нарастающей острой болью в горле и периодической температурой, поняла, что у меня, скорее всего, банальная запущенная ангина. В «скорой» горло не посмотрели, а я толком и не соображала ничего. Их дело было – убедиться, что это не инфаркт или пневмония. А остальное подождет до утра, когда меня сможет принять домашний врач.
Однако же когда у моего близкого друга заподозрили опухоль, то нашли окошко на МРТ через два дня и быстренько исключили пугающее предположение. Больного маленького ребенка, само собой, срочно примут в день звонка. И буквально вчера мне попался заголовок в самом популярном женском журнале Linda: «В пятницу моему маленькому сыну поставили страшный диагноз. Во вторник он уже начал своей первый курс химиотерапии».
В один ужасный вечер моя мама упала с лестницы, получив серьезнейшую травму, повлекшую повреждение мозга. Машина «Скорой помощи» была у нас через шесть минут, вертолет с командой нейрохирургов приземлился напротив дома через двенадцать. Именно такая скорость реакции спасла маме жизнь и сознание. Реанимационная палата мамы в утрехтском госпитале напоминала центр управления полетами. За прозрачным окошком сидела медсестра – одна на двух пациентов – и не спускала с них глаз. Каждая новая смена медсестер заходила, улыбалась, представлялась и здоровалась за руку. Нет, не со мной. Вернее, не только со мной. А с пациентами. Которые все в трубках, капельницах и зачастую в коме. Такие правила. Именно благодаря «никуда не годной голландской медицине» моя мама только что позвонила мне напомнить, что пора сдавать редактору очередную главу этой книги. «Ведь ты же не хочешь опять затянуть и бегать в последний момент с вытаращенными глазами и горящей попой?» – строго спросила меня моя великолепная мама, которая еще год назад не могла вспомнить, кто я такая…
«Вика, экстренная медицина действительно отлично налажена в Западной Европе, – объясняет мне известный невролог Рустэм Самигулин, сейчас живущий и практикующий во Франкфурте, – благодаря скорости реакции, технологиям и реально работающим протоколам удается спасти множество жизней».
«Знаете, что я подразумеваю под понятием «европейская медицина»? Не буду излишне идеализировать, просто перечислю основное, – пишет он же в своей колонке на портале Сноб. – Это когда с момента вызова «скорой» по поводу боли в груди до момента, когда больному в рентгенхирургической операционной вводят в сердце катетер, проходит не более полутора часов (в то время как в России пациенты месяцами ждут коронарографию и мрут в очередях и кардиореанимациях, так и не дождавшись спасительного стента). Когда пациента с подозрением на инсульт сразу же вводят в искусственную кому, охлаждают и выводят из нее, только когда уточнят диагноз, – благодаря этому и предыдущему пунктам смертность от сердечно-сосудистых катастроф снизилась на 40 %, а средняя продолжительность жизни даже жирных и малоподвижных американцев сразу подпрыгнула лет на 10–15. Это когда хирург имеет возможность во время операции отправить по пневматической почте в лабораторию срез ткани и уже через несколько минут получить ответ от морфологов, после чего скорректировать дальнейшую операцию».
Но дорого, да. Три недели в голландской больнице обошлись в сумму более тридцати тысяч евро. Практически полностью ее выплатила российская страховая компания (страховка была обычная, туристическая). Дальнейшая интенсивная реабилитация мамы заняла около года.
Бюджет этой страны на систему здравоохранения (gezondheidzorg) в 2018 году составил сто миллиардов евро, что на три миллиарда больше, чем годом ранее. То есть на одного человека тратится в среднем 5805 евро в год. Каждый год увеличиваются расходы по таким статьям, как субсидии на детские сады, уход за пожилыми и институт домашних врачей.
Отдельно расскажу о паллиативной медицине. «У меня нет ни одного замечания к тем услугам, нет, даже не так – к той заботе, которую мы получили, – говорит Ряйтс Сибетсма. Его двенадцатилетний сын Тобиас умер после нескольких месяцев борьбы с раком головного мозга. – Моему мальчику нужен был интенсивный уход, и он его получил без единой проволочки… Все эти месяцы терапии, процедур на дому, множество лекарств, госпитализации… все это оплатила наша страховая компания. Так уж это работает в Нидерландах, да, ты платишь определенную сумму ежемесячно, что избавляет тебя от забот в случае тяжелой болезни». Это действительно так. Моему другу Патрику вырезали из желудка опухоль, оказавшуюся доброкачественной. Но врачи опасались неблагоприятных последствий и прописали ему превентивные процедуры и лекарства на весь следующий год. Плюс обследования. Это не меньше сотни тысяч евро. Все по страховке. Потому что лекарства, прописанные врачом, тоже, как правило, компенсируются страховой компанией.
Но, тем не менее, истории экспатов, столкнувшихся здесь с «медицинским вопросом», отличаются кардинально – от восторгов до жалоб, от восхищения до пренебрежения. Причин подозревать их в неискренности или искажении фактов у меня нет. Опыт действительно парадоксально разный.
Теперь о планировании беременности. В любую базовую медицинскую страховку входят три попытки ЭКО в нидерландской или зарубежной клинике. Средняя стоимость процедуры в Нидерландах составит около трех тысяч.
Правда, есть ряд условий.
Если женщина моложе 38 лет, то в первые две попытки подсаживаются по одному эмбриону. И только в третий раз врач может принять решение использовать двоих. Пациенткам от 38 до 43 лет могут (по желанию) подсаживать двоих каждый раз. Женщинам старше 43 лет процедура страховкой не возмещается. Дело в том, что многоплодная беременность рассматривается врачами как дополнительный нежелательный риск. Число эко-двойняшек снижается с каждым годом. Поэтому увиденные вами где-нибудь на улицах Гааги одинаковые с лица белокурые молодцы являются, как правило, результатом естественных процессов, а не медицинского чуда. Голландцы – люди прямые, скрывать такие вещи тут не принято, потому что это не стыдно. Число «деток из пробирки» постепенно