* * *
Утро наступило внезапно, как всегда, когда не ждёшь. Я проснулась от детских голосов, доносившихся из других комнат. Смех, топот маленьких ножек, звонкий плач — вся эта какофония жизни, такая чуждая мне сейчас, проникала сквозь тонкие стены, словно напоминая о том, чего у меня никогда не будет.
Я лежала, уставившись в потолок, ощущая себя размятой, разбитой. На душе была такая тяжесть, что не хотелось ни двигаться, ни думать. Работа ждала, но мысль о ней вызывала лишь уныние.
В комнату вошла Кристина, на руках у неё была её младшая дочка. Малышка, ещё не до конца проснувшись, пускала слюни и тянула ручки к маминой причёске.
— О, уже проснулась! — жизнерадостно воскликнула Кристина, но тут же её улыбка немного померкла, когда она увидела моё отсутствующее выражение лица. — Слушай, Олесь, ты тут похозяйничай сама на кухне. Так-то я приготовила тебе яичницу, но мои троглодиты, несмотря на то, что съели по целой тарелке каши, по одному варёному яйцу, так ещё и твою яичницу слопали, будто голодные! — она нервно рассмеялась. — Обычно их с утра сложно заставить поесть, а тут, как специально… В общем, можешь, ещё себе яичницу пожарить или ещё что-нибудь, а мне надо срочно моих сорванцов в школу и в садик отвезти. Папа наш со смены только через три часа приедет, так что в такие дни приходится мне одной справляться.
— Спасибо, Крис, но я не хочу есть, аппетита нет. Лучше я на работу сразу пойду.
— Ну смотри, уговаривать не стану, да и некогда мне, — она начала пятиться к двери, как вдруг её малышка, с ловкостью, присущей только детям, запустила свои маленькие ручки к ней в причёску и с лёгкостью сняла заколку, растрепав все её аккуратно уложенные волосы. — Ну что ты делаешь, Машунь? — возмутилась Кристина, но в её голосе не было злости, скорее, усталое смирение. — Я целых пять минут причёсывалась! О-о-о-ох, — тяжело вздохнула она, уходя с дочкой из гостевой.
В прихожей какое-то время была слышна возня, детский смех и ворчание Кристины. Я слышала, как она пыталась привести в порядок своих непосед, как они сопротивлялись.
И вскоре, после щелчка закрывающейся двери, всё затихло. В квартире воцарилась тишина, но она была уже другой — тишиной опустевшего дома, где не осталось никого, кроме меня.
Я подошла к окну и какое-то время наблюдала, как подруга ловко усаживала своих разбаловавшихся детей в машину. Они вырывались, смеялись, но Кристина, несмотря на усталость, справлялась с ними с удивительной грацией.
Я позавидовала ей — так ловко, так уверенно она справляется с этой вечной круговертью. И одновременно порадовалась за неё. Хоть кто-то счастлив в замужестве, хоть у кого-то есть настоящая, крепкая семья.
— Ну что ж, кому-то семья, а кому-то бизнес, — вздохнув, проговорила я вслух, вспомнив про работу.
Это было горькое осознание, но его приходилось принять. Пора было идти умываться, готовиться к новому дню, который обещал быть таким же тяжёлым, как и предыдущий.
У меня было желание взять отпуск на неделю, сбежать куда-нибудь подальше, но заказы не отменить, и взваливать всё на сотрудников я не хотела.
Да и аренду надо было выплачивать, деньги для этого ещё не накопились, всё ушло на рекламу. И другую съёмную квартиру тоже не помешало бы побыстрее найти. Всё-таки не хотелось быть обузой подруге, у неё и так тесно.
Приехав в кондитерскую, я с головой ушла в работу. Хотелось забыть обо всём, что произошло, спрятаться за горой муки и сахара.
Думать об Игоре и о его лжи не хотелось, поэтому личный телефон я отключила. Пусть названивает, сколько угодно — я не отвечу. Рабочий телефон для клиентов у меня есть, так что не проблема на время отказаться от сотового.
Мы собирали огромный, многоуровневый свадебный торт, когда на кухню заглянула сотрудница.
— Олеся Александровна, — сказала она, — Вас к телефону просят.
— Кто? — спросила я, не отрывая взгляда от крема, который выравнивала на одном из ярусов.
— Он не представился, но сказал, что следователь, — ответила девушка.
Внутри всё похолодело. Следователь? Что-то уточнить хотят? Или опять на допрос меня потянут?
— Хорошо, сейчас приду, — сказала я, подавив тревожные мысли.
Сняв маску, перчатки и фартук в подсобке, я прошла в зал.
Приняв телефон, услышала знакомый голос. Голос Игоря.
— Олеся, это я. Погоди, не отключайся, — поспешно сказал он. — Нам нужно поговорить, многое обсудить. Я приходил к тебе в кондитерскую, но твои работники сказали, что ты очень занята. Давай встретимся после…
— Я и правда очень занята, Игорь Петрович, — прервала я его строгим тоном. Я старалась не выдать волнения, не знаю, получилось ли. — Если у вас что-то срочное, говорите. На пустые разговоры у меня нет времени.
— Пустые? — Игорь замолчал на пару секунд, словно обдумывая мои слова. Затем его голос стал официальным, холодным, как лёд. — Хорошо, Олеся Александровна, ждите повестку.
Короткие гудки, словно оборвали связь.
Я тяжело вздохнула от раздирающей изнутри душевной боли.
Перед тем, как вернуться на кухню, ушла в уборную, чтобы побыть немного одной. Я смотрела на своё отражение в зеркале. Бледное, осунувшееся лицо, красные глаза. Я дала волю слезам, которые так долго сдерживала.
Ну что ж, он тоже человек гордый, и он правильно меня понял. После его подлого поступка, между нами ничего не может быть, кроме деловых отношений.
Я чувствовала себя опустошенной, но в то же время в моей душе появилось что-то новое — решимость. Я больше не позволю никому меня использовать.
— Где ты, дрянь эдакая⁈ А ну выходи! — до меня донёсся истошный крик Маргариты Павловны. я устало простонала от бессилия. И за что мне всё это? — Выходи, стерва!
Хоть и ужасно не хотелось этого делать, но я вынуждена была покинуть кухню и выйти в зал, пока свекровь не распугала и так малочисленных сегодня клиентов.
— А-а-а-а-а! — протянула она, заметив моё появление. — Вот ты где! Ну сейчас я тебе устрою!
Она тут же ринулась ко мне, резко пытаясь