— Вы что себе позволяете⁈
— Я позволяю? Это ты как смеешь опять мучить моего сына! Мало того, что машину себе оттяпала и деньги, так ты ещё и на его кровно заработанное рот разинула.
— Что? О чём вы вообще говорите?
— Ты это! Ты всё, дрянь! И хахаль твой! Решила так от Витеньки избавиться? И как только язык повернулся? Да мой сынок никогда копейки чужой не взял! Это твой любовник всё подстроил!
— Ну да! — хмыкнула я, складывая руки на груди. — И махинации Витя не проворачивал, и недвижимость на меня не скупал. Ну прям ангел во плоти! — не выдержала я под конец, начав повышать тон от возмущения. — Вы ему сопли до сих пор подтираете, а он в это время такими деньжищами ворочал! Он по заслугам получил! Ещё и меня едва не подставил.
— Да кому ты, убогая, нужна⁈ Просто решила всё себе в карман загрести! Шиш тебе, а не его деньги! Я управу и на тебя, и на твоего цербера найду! Оба сядете! Если надо, я и до мэра дойду, и до губернатора! Да хоть до самого президента! Но так этого не оставлю!
— Маргарита Павловна, вы от меня что хотите?
— Что хочу? Что я хочу? Делай, что хочешь, но чтоб сегодня же моего сына выпустили! Витя ни в чём не виноват!
— Его не из-за меня арестовали, — уже совершенно спокойно произнесла я.
— Ах ты, с… — кинулась на меня свекровь в очередной раз, всё-таки вцепившись в волосы, но тут к нам подоспели мои помощницы.
— Олеся Александровна, я уже вызвала полицию, — сообщила Наташа, пока Света оттаскивала от меня Маргариту Павловну.
— Я тебе это так не спущу! — бросила она, одёргивая одежду и поправляя волосы. — Сама за решёткой будешь! — добавила она и вышла, шарахнув дверью со всей силы.
Приплыли… И когда закончится этот кошмар? Всё! Я устала! Не могу так больше!
С трудом добрела в подсобку и сползла на пол по стеночке, прижавшись к ней спиной.
— Олеся Александровна, вы как? Не надо было нам её пускать. Лучше бы сказали, что нет вас в кондитерской, — виновато произнесла Светлана, протягивая мне стакан воды. — Выпейте.
— Её попробуй не пусти, — горько усмехнулась в ответ, принимая стакан и делая небольшой глоток. — Она ж всю кондитерскую по кирпичику разнесёт. Не женщина, а танк!
— Это точно, — усмехнулась Света. — Может вам ещё что-нибудь принести? Или домой поедете? Мы тут справимся.
— Нет. У нас и так заказов много, втроём едва управляемся. Если ещё и я уйду, вы вообще замучаетесь. Я правда нормально. Мне сейчас лучше поработать будет, — с благодарность ответила я, с трудом поднимаясь с пола.
Хватит себя жалеть! Я сильная! Я справлюсь!
— Как знаете…
Работа не приносила покоя. Я месила тесто, и всё ждала. Чего? Злосчастной повестки, которую мне так холодно пообещал Игорь. В груди неприятно жгло незнакомое прежде чувство — смесь горечи, обиды и какого-то странного, щемящего ожидания.
Я злилась на себя за эту слабость, за то, что даже после всего его предательства какая-то часть меня всё ещё прислушивалась к шагам за дверью, всё ещё ждала его голоса.
Послеобеденная суета понемногу утихла, заказы были почти готовы, и в кондитерской воцарилась редкая тишина, нарушаемая лишь гулом холодильного оборудования. Я как раз собиралась сделать передышку, выпить чаю, как зазвонил рабочий телефон.
— Олеся Александровна, вам звонок, — сообщила Наталья, заглянув на кухню. — Это следователь.
Внутри всё сжалось. Егор Владимирович? Снова что-то уточнить? Или Игорь? Сделав глубокий вдох, чтобы унять дрожь в руках, я взяла трубку.
— Алло?
— Олеся Арсентьева? — Голос был не Игоря, но и не Егора. Молодой, официальный. — Говорит следователь Логинов, ведущий дело вашего мужа, Виктора Арсентьева. Мне потребуются от вас дополнительные показания. Прошу вас явиться сегодня к четырём часам в следственный отдел.
Сердце упало. Снова туда. В тот самый кабинет, где мне открыли глаза на всю чудовищную правду.
— Я очень занята, — попыталась я отговориться. — Могу ли я дать показания завтра?
— Дело не терпит отлагательств, гражданка Арсентьева, — его тон не допускал возражений. — Если вы не явитесь добровольно, повестку доставят вам лично в руки, а там вы будете обязаны прийти или вас приведут принудительно. Четыре часа. Не опаздывайте.
Он отключился, оставив меня стоять с трубкой в руке, в которой вдруг выступил холодный пот. Принудительно… Звучало как угроза. Значит, другого выхода нет.
Ровно в четыре, с каменным лицом и ледяным комом в груди, я переступала порог знакомого здания.
Меня провели в тот же кабинет, но на этот раз за столом сидел не Егор Владимирович, а молодой, лет тридцати, человек с острым взглядом — следователь Логинов, как я поняла.
Он был сух, корректен и безэмоционален.
— Садитесь, — указал он на стул. — Уточним некоторые детали, касающиеся финансовой деятельности вашего супруга.
Он задавал вопросы, которые казались мне странными и оторванными от реальности. О банковских операциях, о которых я не имела ни малейшего понятия, о контрагентах, чьих имён никогда не слышала. Я пожимала плечами, отвечала «не знаю», «не в курсе», и с каждым таким ответом его лицо становилось всё более недовольным.
— Вы хотите сказать, что, проживая с мужем столько лет, вы ничего не знали о его истинных доходах? Ничего не подозревали? — в его голосе зазвучало откровенное неверие.
— Я знала, что у него небольшая фирма, — тихо, но чётко ответила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы от бессилия. — Он жаловался на недостаток денег, на кризис. Я верила ему. Я зарабатывала сама и откладывала на свой бизнес. А траты «на жизнь» вел по большей части муж.
— Очень удобная позиция, — холодно заметил Логинов, делая пометку в блокноте. — «Ничего не знала, ничего не видела».
В этот момент дверь кабинета открылась без стука. На пороге стоял Игорь. Он был в своей обычной безупречной прокурорской форме, но лицо его было бледным, а взгляд тяжёлым, уставшим.
Он молча оценил ситуацию, его глаза скользнули по моему лицу, и я увидела в них вспышку чего-то, похожего на боль, которая тут же была погашена привычной сдержанностью.
— Максим Станиславович, — его голос