«Замечательно! Просто великолепно! — с горькой иронией думала я, глядя, как уходит Сергей Иванович. — Что же дальше?»
Перспектива остаться без денег и без жилья пугала меня до дрожи. Надо что-то делать. Срочно!
Глава 2
Осознание полного краха пришло ко мне не сразу. Сначала была просто густая, ватная пустота, заполняющая голову после бессонной ночи. Я сидела на том самом диванчике, где так и не смогла уснуть, и смотрела на заколоченное фанерой окно. Узкие полосы утреннего света пробивались сквозь щели, ложась на пол пыльными лучами. В них танцевали миллионы мельчайших частичек сахарной пудры и муки, превращая мое убежище в подобие снежного грота. Но это была обманчивая, горькая красота. За ней скрывался холодный расчет: что делать дальше?
Мысли, медленные и тягучие, как патока, наконец, начали выстраиваться в подобие плана. Делать нечего, придется ехать домой. Не за тем, чтобы вернуть прошлое. Нет. Ехать нужно за вещами и за деньгами. За тем, что по праву принадлежало мне и было вложено в наше (или уже в моё?) будущее.
Только сделаю это вечером, когда Витя, надеюсь, будет спать беспробудным сном. По небольшому опыту семейной жизни с ним я знала, что если он начал пить, то это продлится минимум сутки. А на второй день он, как правило, отсыпается.
Судя по тому, каким пьяным и злобным он был утром, когда ломался в дверь, пить он начал еще с вечера, сразу после моего ухода. Значит, к этому вечеру его силы должны были иссякнуть. Он будет спать. И его при этом пушкой не разбудишь. В этом была моя единственная надежда и мой единственный шанс.
Я спокойно приду в квартиру, возьму из сейфа деньги, половину оставлю мужу, все-таки совместно нажитое, и тихонько соберу свои вещи.
Ночевать, конечно, придется опять здесь, на этом проклятом диванчике, в кондитерской, похожей на разгромленное убежище. Но зато я буду при деньгах и со сменной одеждой. А завтра… Завтра уже можно будет думать. Оплатить ремонт взбешенному арендодателю, найти себе хоть какую-нибудь каморку для съема, вдохнуть полной грудью и начать все с чистого листа. Эта мысль, как крошечный лучик в кромешной тьме, согревала меня изнутри и давала силы двигаться дальше.
Я убрала осколки, заколотила окно фанерой, которую выпросила у работников на соседнем складе, и снова начала работать.
Вчерашние три торта я отдала заказчикам. Жаль, они оплатили заранее, и деньги я уже потратила с карты. И сегодняшние заказы тоже были оплачены за неделю. Хорошо сегодня я получила аж два срочных заказа, хоть сегодня деньги получу, но на ремонт окна их всё равно не хватит.
Наконец рабочий день подошёл к концу. Четыре торта и двадцать пирожных, украшенные кремовыми цветами и шоколадными завитушками, стояли в холодильнике, ожидая своих покупателей.
Вздохнув, я сняла перчатки и фартук с косынкой. Идти домой не хотелось. Видеть пьяного Витю, пускай спящего, так себе удовольствие. Да и сама мысль о нём, вызывали горький ком в горле. Но деваться некуда — вещи-то мои там.
Подъехав к дому, я помедлила у подъезда. Глубоко вдохнула, собираясь с духом, и поднялась на нужный этаж. Вставила ключ в замок… не поворачивается. «Что за…», — промелькнуло в голове. Попыталась еще раз — безрезультатно. Замок, как будто специально, не хотел меня пускать.
Позвонила в дверь, в надежде, что Витя все же проснется. Удивительно, но ждать долго не пришлось. Дверь распахнулась, и на пороге возникла свекровь — Маргарита Павловна, женщина с вечно поджатыми губами и взглядом, полным неодобрения. Увидев меня, ее лицо исказилось гримасой презрения.
— Ты⁈ — процедила она сквозь зубы, не давая мне и слова сказать. — Ты еще смеешь сюда являться⁈
— Маргарита Павловна, я… — начала я, но она меня перебила, буквально выплюнув слова.
— Молчать! Не хочу тебя видеть! Шлюха! Разлучница! Из-за тебя мой сын мучается!
— Что⁈ — от возмущения у меня перехватило дыхание. — Да вы… вы с ума сошли! Это он мне изменил!
— Врешь! — закричала свекровь, ее лицо побагровело. — Мой Витя никогда бы такого не сделал! Это ты его спутала! Ты!
— Оставьте свои фантазии при себе, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри у меня все переворачивалось от возмущения. — Я пришла за своими вещами.
— Какие вещи⁈ — свекровь загородила проход своим телом. — Здесь нет твоих вещей! Все, что здесь есть — наше! Вали отсюда! И чтобы ноги твоей здесь больше не было!
В этот момент из-за ее спины выкатился большой чемодан. Свекровь пнула его ногой в мою сторону.
— Вот тебе подарок! — рявкнула она. — Собирай свои манатки и проваливай!
Я смотрела на чемодан, потом на свекровь, и не верила своим ушам. Слезы подступили к горлу, но я сдержалась.
— Вы не имеете права… — прошептала я.
— Имею! — перебила она. — Квартира моя! И я решаю, кто здесь будет жить, а кто нет!
Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Сил спорить больше не было. Нагнувшись, я подняла чемодан. Он оказался удивительно легким.
— Хорошо, — сказала я, сдерживая дрожь в голосе. — Я уйду. Но мы еще увидимся. И вы пожалеете об этом.
— Вали! — крикнула свекровь мне вслед, захлопывая дверь.
Я стояла на лестничной площадке, сжимая в руках пустой чемодан, и чувствовала себя совершенно опустошенной. Слезы, которые я так долго сдерживала, наконец прорвались наружу. Горькие, жгучие слезы бессилия и обиды. Переживания захлестнули. Казалось, весь мир рухнул в одночасье. Муж предал, свекровь выгнала, денег нет, жилья нет.
Что же дальше? Куда мне теперь идти? Опять на работу? Но и оттуда арендодатель меня может выгнать, если срочно не оплачу ремонт.
Я сидела на холодной бетонной ступеньке, прислонившись лбом к шершавой стене подъезда. За дверью, в том мире, который еще вчера был моим домом, сейчас хозяйничала Маргарита Павловна. Эта мысль вызывала тошнотворную волну унижения. Мой собственный чемодан, этот жалкий символ моего изгнания, стоял рядом, вызывая горькую усмешку. Он был пуст. Они не оставили мне даже смены белья, не говоря уже о фотографиях, книгах, тех мелочах, что годами создают ощущение дома.
Тишина за дверью была зловещей. Что они там делали? Пили чай с моими же печеньями? Обсуждали, какая я неблагодарная и истеричная? Смеялись?
Нет, так нельзя. Я не могу просто так