Он словно врезался в бетонную стену, когда стрелок опустил винтовку и он увидел глаза, а потом и лицо. Он увидел тёмно-русые волосы, собранные на затылке в тугой узел, только сейчас их скрывала камуфляжная кепка и лишь немногие локоны выбивались из-под головного убора. Это была она, девушка из его видений. Она вдруг расставила руки, как будто закрывала его от чего-то, и закричала:
– Не стрелять!
Время исчезло, прекратило свой бешеный бег, отсчитывая теперь секунды в такт с биением его сердца, которое почему-то почти перестало биться. Всё словно замерло вокруг, и даже её голос словно замерз на лету на одной высокой, бесконечной ноте. Малек замер, наблюдая, как она кричит, машет руками в отчаянной попытке кому-то что-то доказать. Это она! Та самая девушка. Где-то глубоко внутри, под сердцем, вновь пробилось то непонятное, но теперь почему-то до боли знакомое чувство. Оно ширилось, росло, постепенно вытесняя из его души нечто тёмное. Малек физически почувствовал, как это чувство смыло с его лица гримасу ненависти, и вдруг его губы, дрогнув, попытались улыбнуться.
– Не стрелять! – звучало в ушах, перебивая звуки и рёв несущейся за ним орды.
Он стоял и пытался вспомнить, кто она, но что-то мешало, не пускало в самые потаённые закоулки памяти.
– Не стрелять!
Он увидел, как она бросилась к нему, стоящему в нескольких метрах с занесённым вверх ножом в руке и почти улыбающемуся. Парень, такой же высокий, как она, стоявший неподалёку, вдруг развернул к нему свою винтовку и закричал:
– Сапфир, не-е-ет!
Но она отбила его винтовку в сторону.
– Не стрелять!
А в душе словно фосфорная бомба взорвалась, выжигая остатки того тёмного, что скрывало его воспоминания.
– Сапфир, – тихо прошептал он.
В голове словно скоростной поезд пронеслись кадры прошлого. Их встреча, путешествие по Улью, Курган, Плавни и та злосчастная засада… В душе вдруг отчётливо вспыхнуло чувство опасности, близкой беды. Как тогда, в бою с тварями. Малек повернул голову направо и увидел направленный ей в голову ствол автомата. Реакция была мгновенной. Он рванул Сапфир за пояс, убирая с линии огня и одновременно перекрывая собой сектор. Что-то обожгло спину под лопаткой, резануло острой болью в районе самой лопатки, врезалось раскалённым насекомым в шею, разламывая на мелкие кусочки позвонки, и наконец заключительный, оглушающий удар в череп…
Его голова лежала на её коленях. Сквозь наступающую тёмную пелену он ещё видел, как она склонилась над ним. Что-то капнуло на щеку раз, другой, третий, что-то тёплое и быстро скатилось вниз на онемевшую уже шею. Она плакала. Та, которую он втайне любил, плакала.
– Сапфир, – тихо, одними губами произнёс он.
– Малек, миленький, держись, не умирай! – послышался её голос, полный горя и слёз.
– Сапфир, – вновь произнёс он. – Прости! Я хотел искупить… Но не смог.
– Ты искупил. Ты всё искупил, и всё, что с тобой произошло, не твоя вина.
– Нет. Я был чудовищем… – он замолчал, собирая быстро покидающие его силы.
Слёзы Сапфир так и капали ему на лицо. Малек собрал все оставшиеся силы и с неимоверным трудом поднял руку к её лицу.
– Не плачь… Прости… – прошептал он, и его рука безвольно упала, едва коснувшись пальцами её лица.
В наступившей тьме опять пришли они, молчаливые и недоступные. Сапфир и Пастырь. Она с залитыми слезами щеками и грустной улыбкой и он, суровый, как всегда, но теперь в его взгляде не было осуждения. Пастырь смотрел на него так же, как и Сапфир, с грустью и тоской. Они молча уплывали от него куда-то вдаль, в темноту, оставляя его одного. Но ему же было не страшно. Он знал, что его простили, знал, что, несмотря на то что он стал чудовищем, его не вычеркнули из списков. Они надеялись, и он вернулся, благодаря им вернулся…
Глава 24 – Мы всё-таки Дома.
Небесный купол над дымящимися, догорающими развалинами городка, окружённого высокой стеной со сторожевыми башнями, начинал темнеть с запада, предвещая приближение очередной ночи. Светило, с самого восхода безразлично наблюдавшее со своей недосягаемой высоты, как мелкие муравьишки, копошащиеся там, внизу, самозабвенно уничтожают друг друга, уже склонялось к горизонту, чтобы, превратившись из ослепительного, палящего шара в совершенно чёрный, распасться на множество мелких кругов, рассыпающихся по всему горизонту. Это было для него в порядке вещей. В этом мире оно видело вещи и пострашнее, и ему совершенно не было до этого дела. Оно уйдёт за горизонт и оставит этих муравьёв со своими проблемами, со своим горем и радостью. Что для него они? Просто очередной кадр в бесконечной киноленте вечно меняющегося мира. Там, за горизонтом, сейчас так же где-то идёт бой, кто-то кого-то убивает или пытается сожрать. Оно видит этот немой спектакль беспрерывно, без перерывов и антрактов. Это для них, тех что внизу, скоро наступит ночь, и уже ночные светила, такие же безразличные и холодные, будут танцевать на небосводе свои странные гравитационные танцы, кого-то восхищая этим или просто отражаясь в открытых, безжизненных глазах, чей последний взгляд был направлен в небо. Это жизнь, ежедневный круговорот появлений и смертей в Улье. Это всего лишь баланс, который невидимый режиссёр так ревностно оберегает и старается сохранить.
Эль стоял над свежей могилой, под кроной большого раскидистого дуба, где только что похоронили Малька, и ждал, когда Сапфир закончит высаживать на ней цветы. Тут же были и Рина с Сильвером и Пуговкой. В душе было как-то пусто, словно что-то из неё ушло вместе с этим странным человеком. Он знал Малька, его историю, точнее её часть, только по рассказам Сапфир, но, когда тот остановился с занесённым над Сапфир ножом и перекошенным от злобы лицом, он готов был его пристрелить, но Сапфир остановила. Эль поверил Сапфир и не выстрелил. А потом произошло чудо. Он не просто увидел, он физически почувствовал, как с