Худой посмотрел на главного, которого суда по всему и звали Джексон, и когда тот одобрительно кивнул, потянул Галю за собой, в сторону дивана. Не было ни чувств, ни мыслей, только рабская покорность загнанной жертвы, с которой Галя не села, а почти упала на диван, рядом с Джексоном. Мерзкая, потная, волосатая рука тут же скользнула ей под блузку и больно сжала грудь, но Галя только вздрогнула, уставившись на происходящее у двери.
Крепыш, подойдя к Ольге, рывком сорвал скотч, закрывавший рот подруги и относительную тишину комнаты разорвал дикий крик: – А-а-а! Гады!
Ольга, как кобра, бросилась к слегка опешившему крепышу и вцепилась зубами ему в нос. Тот взревел от неожиданной боли, как раненый медведь, и резко ударил своим кулачищем Ольге в висок. В тот же миг, тело девушки обмякло и рухнуло на пол, словно тряпичная кукла.
– Блядь! Ну ты дебил, Лом! – раздался рядом, хриплый, прокуренный голос Джексона, – Не убил хоть?
Пока Лом стоял ошарашено вертя головой и ощупывая свой нос, размазывая по лицу кровь, к телу Ольги подскочил рыжий здоровяк и положил пальцы на шею, прощупывая пульс.
– Амба! – сказал он, повернувшись, – Сдохла сучка!
– Жаль! – протянул Джексон, – Ну да и хрен с ней! Оттащите на ферму, пусть Чучельник посмотрит, может есть что годное еще.
Последних слов Джексона Галя уже не слышала! Страх и чувство загнанной жертвы вдруг исчезли, и в голове вновь закрутились мысли.
«Оля, Оля, Олечка! Как ты права! Уж лучше так, чем вечные муки и страдания! Тебе хватило сил и мужества! Уж лучше так!» – Галя вскочила с дивана, подняла правую ногу и со всех сил опустила пятку, прямо в промежность Джексона.
Дикий рев и мат – это все что она успела услышать. Мощный удар в солнечное сплетение, почти погасил сознание.
«Ну вот и все! – промелькнула мысль в ускользающем сознании, – Уж лучше так!»
Она очнулась в той же комнате. Глаза не открывались, заплыв от ударов. Губы были разбиты и покрыты подсыхающей коркой крови. Она лежала на спине, на чем-то твердом, разведенные в стороны руки и ноги были крепко примотаны к чему то, не давая возможности пошевелиться. Все тело затекло и болело от побоев.
– Очнулась тварь! – узнала она голос худого, – Ну что сучка! Могла бы жить, а теперь готовься! Ща мы рожалку твою от рихтуем!
Множество рук стали рвать на ней одежду, хватать за грудь и остальные части её избитого тела, сопровождая похотливыми комментариями. Она чувствовала, как мир вокруг неё рушится, как будто земля уходит из-под ног, погружая её в бесконечную пучину страданий. Паника и страх сковали её разум, превращая мысли в хаотичный водоворот, из которого не было спасения. Она ощущала себя маленькой и беззащитной, словно птица, попавшая в капкан, без возможности вырваться. Каждое прикосновение было как удар, проникающий в самое сердце, оставляя за собой глубокие шрамы на душе. Её крик застрял в горле, не находя выхода, да и не могла она кричать, сквозь разбитый в месиво рот. Время словно замедлилось, и в этих мгновениях она ощутила всю безнадёжность своего положения. Она чувствовала, как исчезает её сила, как угасает последняя искорка надежды. Всё, что ей оставалось, – это уйти глубоко в себя, пытаясь спрятаться от происходящего, оставив лишь пустую оболочку. Мир стал тёмным и холодным, как будто всё светлое в её жизни было вырвано разом.
Галя открыла глаза, сидя в кровати, вся мокрая от выступившего холодного пота. Все тело била мелкая дрожь, дыхание срывалось как после бега. Все еще не понимая, что происходит, повертела головой. Она была в своей спальне, в особняке Ревита. Галя с трудом уняла дрожь, успокоила дыхание, встала и подошла к окну. За окном начиналось утро, очередное утро в Улье. Над горными вершинами, возвышающимися в дали, все еще буйствовало ночное шоу звезд и туманностей, хотя где-то там на обратной, невидимой ей сейчас стороне, небо уже окрашивалось оранжевым градиентом восходящего светила. Но в этой части, ночь пока еще не уступала свои права. Горели, окружающие площадь перед крепостью фонари, прожектора освещали старинные крепостные стены. Мерзкое, липкое ощущение от ночного кошмара, стало медленно отпускать её.
– Опять срыв будет! – сама себе сказала Галя, смотря за причудливым движением звезд.
Эти кошмары начали повторяться постоянно. Ревит своими фокусами, смог восстановить ее, после перенесенного, и кошмары ушли, но потом вновь вернулись. Сначала редко, раз или два в неделю, потом все чаще. И самое непонятное, каждый раз, после того как во сне она видела этот кошмар, в нее как будто вселялся другой человек. Холодная, расчетливая, циничная и безжалостная стерва! Первым это заметил Рыбак, который практически не отходил от нее первое время, помогая Ревиту справится с ее замкнутостью. И только все стало налаживаться, и ледяная корка, покрывавшая ее душу, стала таять, как появилась и стала приходить эта вторая сущность. Она не помнила себя в те моменты и когда вдруг увидела ошарашенный взгляд Рыбака, так и не смогла вспомнить своего поведения. Позже, это заметил и Ревит, с которым они уже работали постоянно, так как она стала его ученицей, а позже и ассистентом. Но Галя и тогда не могла уловить, момента, когда с ней происходила эта метаморфоза. Минуты, десятки минут, иногда до получаса, как будто исчезали, не оставляя следа ни в сознании, ни в душе. Лишь пересказы Рыбак, который старался смягчить последствия ее срывов, позволяли ей осознать, что на самом деле с ней происходит. Это мучило, давило и не давало покоя.
– Как же понять, что это такое? Откуда это все? – Галя отошла от окна и вновь села на кровать, – Что было после всего этого кошмара? Ничего не помню, как будто вычистил кто память напрочь!
Она вновь встала и стала ходить по комнате, напрягая память в безуспешных попытках вспомнить хоть что-нибудь из того, что происходило с ней с момента, когда она потеряла сознание и до того момента, когда наконец пришла в себя от дикой тряски в кабине пикапа. Но все попытки разбивались о ледяную, непробиваемую стену словно в сейфе, укрывшую ее воспоминания. Историю, как она лежала под капельницами на фабрике, ей рассказал Рыбак. И в то время с ней ничего не делали, экспериментов не проводили, только вливали питательный раствор через капельницу, потому что она не ела ничего. Но что было до того, как Рыбак увидел ее? Ведь с момента как их привезли, по словам Рыбака, прошло четыре или пять дней!