Всё сказанное вслух, считают нынешние греки, слышат Олимпийские боги, а они, как известно, завистливы и коварны. Им страшно не нравится, когда смертные строят планы на будущее, и нагадить возгордившимся людишкам считают за должное.
В прошлом, или в будущем — сейчас даже трудно определиться, как сказать лучше, — я был атеистом, но теперь поневоле приходят в голову совсем другие мысли. А кому не придут в моем положении? Ведь я уже почти шесть лет нахожусь в чужом теле, в далёком и чуждом мне мире. Хотя нет, насчёт чуждого слегка приврал!
Конечно, в первый год было нелегко, и если бы мне тогда предложили вернуться, то рванул бы не задумываясь. Сейчас уже такой уверенности нет. То ли привык, то ли глобальность цели захватила сознание, но спроси меня сегодня: «Хочешь вернуться?» — и я как минимум задумаюсь. Да, я оставил в своём времени дом, семью и очень скучаю! Порою бывает так невыносимо тоскливо, что хоть вой, но кризисы проходят, а каждодневная рутина засасывает. С каждым днём здесь я всё больше и больше обрастаю привязанностями и обязательствами. К амбициозным замыслам прибавляется чувство долга. Как я могу всё бросить в одночасье, когда тысячи людей поверили мне, поставили на меня всё, включая и свои жизни? Это же предательство!
А Великое царство, как быть с ним⁈ Я уже свыкся с мыслью, что это мой уникальный шанс, дарованное именно мне право сделать что-то великое, что никому и никогда не удавалось! Объединить народы и страны Европы и Азии в одно государство, прекратить бесконечные войны, сделать жизнь людей в этом времени если не счастливей, то хотя бы безопасней!
Шаг за шагом посторонние мысли занесли меня так далеко от реальности, что я даже разозлился на себя.
«О чём ты вообще⁈ Тебе кто-нибудь предлагает вернуться? Нет! Тогда нехрен и мозги себе засирать! Займись лучше делом, а нет — так спать иди, завтра вставать чуть свет!»
В унисон с моей мысленной экзекуцией в реальности звучит голос Энея.
— Я вот внимательно слушал твой разговор с купцом и так и не понял: ты узнал от него что хотел или нет?
Молча киваю, мол, да, узнал, но Эней не отстает.
— Не хочешь поделиться своими планами? — Его взгляд уперся мне в лицо. — Раньше ты доверял моим советам, может, и сейчас что дельное подскажу.
Я понимаю, Эней обижается на меня. Ему, как и всем, известно только одно — мы идём на помощь Эвмену, и у него масса вопросов, на которые я не отвечаю.
Услышав слова грека, Экзарм тоже навострил уши и напрягся. Он хоть вопросов и не задаёт, но любопытства никто не отменял.
Пока я раздумываю, как бы мне усидеть на двух стульях — и Энея не обидеть, и не рассказать ничего, — тот продолжает допытываться.
— Со слов этого перса я понял, что с лета Эвмен с Антигоном уже два раза встретились на поле боя. — Не спуская с меня глаз, грек начал говорить, словно бы рассуждая с самим собой. — Если в первом бою победа явно осталась за Эвменом, то во втором случае непонятно. Я всё ждал, что ты спросишь: кто же вышел победителем? Но нет, ты даже не поинтересовался. Почему?
Эней смотрит на меня с ожиданием, а я думаю в этот момент о том, что лопухнулся.
«Надо было беседовать с караван-баши тет-а-тет, тогда бы и вопросы неудобные никто не задавал!»
Я молчу, а грек всё накручивает и накручивает.
— А вдруг Эвмен уже разбит! Тогда мы лезем прямо в пасть льву. У Антигона войско в десять раз больше, он нас раздавит как муху!
Вижу, отмолчаться не удастся, и останавливаю грека.
— Ну, хватит, а то ты сейчас совсем нас похоронишь! — Пытаюсь улыбкой смягчить резкость слов и продолжаю. — Не спросил, потому как знаю доподлинно: Эвмен жив, войско его не разгромлено, а в последнем сражении явного победителя не было.
Я произнес это с такой уверенностью, что даже Экзарм не утерпел:
— Откуда ты знаешь?
В тон ему звучит и недоумение Энея:
— Если ты всё знаешь, тогда зачем пытал перса?
Нахмурившись, понимаю, что без тени «отца» из этой ситуации не выпутаться. Сначала изображаю небольшую стеснительную заминку, а потом, словно решившись, выкладываю:
— Вы знаете, что дух моего отца, Великого Александра, ведет меня к трону. Предупреждает и направляет! Еще в Пергаме, в самом начале пути, он указал мне, что в сражении при Паретакене Эвмен не сумеет удержать победу и потому в следующей битве проиграет. Случится это на севере Персиды, в местечке Габиена.
Смотрю на ошарашенные лица своих товарищей и добавляю:
— Поэтому мне так важно было узнать место сражения. Теперь слова отца подтвердились, и значит, нам следует идти в эту самую Габиену.
— Ух ты! — Это всё, что смог выдавить из себя Экзарм.
А Эней после минутного молчания недоуменно воскликнул:
— Хорошо, что тень Великого Александра посещает и наставляет тебя. Только мне непонятно! Если ты всё знал, то почему мы сейчас здесь? Разве не следовало поторопиться и успеть к сражению в Паретакене, когда Эвмен, по словам твоего отца, был близок к победе? Возможно, наш маленький отряд стал бы той каплей, что позволила бы ему разгромить Антигона. Ведь ты этого хотел⁈
Не дожидаясь моего ответа, он продолжил так же эмоционально:
— А сейчас что, ты ведешь нас в Габиену, где Эвмена ждет поражение? В чем смысл, объясни?
— Да…! — поддакнул греку Экзарм и уставился на меня прорезями своих узких глаз.
Вздохнув, я поднял на Энея усталый взгляд.
— Мне не нужна победа Эвмена, — четко впечатываю каждое слово. — Мне нужен сам Эвмен и его войско! Чувствуете, в чем разница?
Грек задумчиво наморщил лоб, а Экзарм простодушно выпалил:
— Не! Не чувствую!
Массагет даже повел носом, и я не могу сдержать улыбки.
— Вот помогли бы мы Эвмену победить при Паретакене — и что? Получили бы от него спасибо, а плоды этой победы достались бы сыну Роксаны и Олимпиаде. Он дал им клятву верности и воюет за их интересы! Воюет не за меня, а за малолетнего царя Александра IV!
Экзарм вновь не сдержал возмущённого недоумения:
— Если он против тебя, Геракл, тогда зачем нам вообще ему помогать?
В повисшей на мгновение тишине впечатываю каждое слово:
— В случае его победы — незачем! — Сказав, медленно перевожу взгляд с Экзарма на Энея. — А вот в случае поражения