Про «испокон веку» я бы на их месте говорить постеснялся, пока и на два поколения толком не натянули, хотя соглашусь — воевали успешно.
Надо сказать, что к тому дню, когда я приехал, пик самого бурного обсуждения был уже пройден. Патроклу удалось сломить их баранье сопротивление. Не знаю, может, пригрозил, может, просто уговорил не бузить раньше времени, а посмотреть, как пойдет.
В общем, от полного неприятия македонский командный состав перешел к тихому недовольству и саботажу.
Вспомнив сегодняшнее утро, не могу сдержать улыбку.
Тогда, подойдя к собравшимся командирам фаланги, я обвел взглядом их мрачные лица и сразу понял, что они настроены принять в штыки все, что бы я ни сказал. Поэтому я начал не с убеждений, а просто дал им выпустить пар.
Широко улыбнувшись, я сразу «наступил на больную мозоль»:
— Итак, чем вы недовольны, господа синтагматархи и хилиархи? Говорите смело, я готов выслушать любые претензии!
По рядам собравшихся пошел шепот, и поначалу желающих выступить не нашлось. Это нежелание высовываться было понятно, поскольку все были наслышаны как о прошлых методах воспитания аргираспидов, так и о совсем недавних в рядах конницы.
Пришлось их подначить:
— Смелее! Обещаю, никого не наказывать!
После этого седой ветеран с аж почерневшим от солнца лицом и тремя серебряными браслетами хилиарха (командир хилиархии) все-таки решился.
— Ты царь, и твое слово — закон! С этим никто не спорит, но, коли уж ты спрашиваешь нашего мнения, то я скажу. Уменьшать глубину строя опасно, это всякий знает!
«Всякий знает» — для меня не аргумент, но в дискуссию я все же вступил.
— Имя, звание? — начал жестко я, и ветеран сразу потупился.
— Хилиарх первой хилиархии Второго персидского таксиса, Фенод Черный!
В пехоте деление прошло так же, как и у конницы. Каждый таксис получил именное название по национальности основного контингента и места набора, а более мелкие подразделения — только цифровую нумерацию.
Удовлетворенно кивнув, я взглянул ветерану прямо в глаза.
— Говоришь, что опасно… — словно бы раздумывая, я выдержал паузу и сам задал вопрос. — И чем?
— Дак, известно чем! — хилиарх вскинул взгляд на товарищей, словно ища поддержки. — Бой длинный, люди впереди устают, их надо менять!
«Понятно! Чем длиннее скамейка запасных, тем меньше риски!» — сыронизировал я про себя, а вслух спросил:
— Соглашусь с тобой, Фенод, если ты скажешь мне, сколько продлился твой самый длинный бой в жизни? Только без отдыха и перерывов, чистый бой!
Почесав затылок, ветеран напряг память.
— Ну, так чтобы без перерыва… — потянул он. — С пятую часть от полудня, думаю!
«Если взять в среднем световой день в двенадцать часов, — быстро прикидываю про себя, — то полдня — шесть, а пятая часть — чуть больше часа!»
Посчитав и еще раз убедившись в своей правоте, я вернулся к хилиарху.
— Что ж, вот и скажи мне, Фенод! Разве за это время разовой смены бойцов было бы недостаточно? Первую пятерку сменила вторая, а если уж приперло, то вперёд снова бы вышла первая, но уже отдохнувшая!
Хилиарх насупленно замолчал, а я обвел взглядом собравшихся командиров.
— Кто из вас при Габиене сражался за Антигона?
Признаваться в этом никому не хотелось, но и отмолчаться было нельзя. Несколько мгновений тишины — и вперёд вышел еще довольно молодой воин. Лет тридцати, явно грек, с черными курчавыми волосами и сломанным, очевидно в драке, носом.
— Прости, царь, был грех!
Я молча смотрю на него в упор, и, поняв, тот вдруг спохватывается:
— Синтагматарх второй синтагмы первой хилиархии Первого фригийского таксиса, Аэрон, сын Эвдама.
Ограничиваюсь одобрительным взглядом и сразу же задаю вопрос:
— Как синтагматарх ты стоял замыкающим в ряду, так?
— Так! — кивнул тот, и я продолжаю:
— Когда аргираспиды взломали ваш строй и проникли внутрь фаланги, что ты сделал?
На это грек замялся и тяжело вздохнул, а затем, опуская глаза, ответил:
— Тогда ничего сделать было уже нельзя! Аргираспиды кололи нас как свиней! Все вокруг меня побежали, и я тоже побежал!
— Вот! — тыкаю в него пальцем, а затем перевожу взгляд на хилиарха. — Вот тебе, Черный, и ответ! Как им было биться с аргираспидами? С длинной сарисой в той тесноте не развернёшься! Ломать их пополам, что ли⁈
Я усмехнулся, и все вокруг меня тоже улыбнулись нелепости ситуации — сломать сарису дело непростое.
Фенод Черный замялся с ответом, но на помощь ему пришел товарищ с тремя такими же браслетами на левой руке.
— А ежели враг обойдет с фланга, да в тыл ударит, тоды как? С одним ксифосом против конницы много не навоюешь! — Он с довольной хитринкой уставился на меня, просто излучая всем своим видом: «Ну что, съел? Мы тоже не лыком шиты!»
Такой вариант я, конечно же, прорабатывал. Поэтому, повернувшись к Патроклу, строго спросил:
— Вы действия фаланги в полном составе отрабатывали?
Тот утвердительно кивнул, и тогда я вновь повернулся к командирам.
— Вы, когда в строю стояли, видели, что вас с обоих флангов прикрывают оттянутые назад шеренги тяжелых гоплитов?
Понимая, о чем я, мои оппоненты посмурнели, и я дожал их.
— Любая попытка охвата в первую очередь на них наткнется, и тогда задняя шестерка развернется и гоплитам поможет. В этом случае, опять же, близкий контактный бой начнется, в котором и щит, и дротики с коротким копьем полезнее будут.
Еще я мог бы добавить, что в будущих войнах планирую иметь тотальное превосходство в кавалерии над любым противником, так что фалангитам вряд ли придется иметь дело с конницей на флангах. Мог бы, но не стал! В тот момент я увидел, что доводы мои и без того оценены по достоинству. Желающих поспорить со мной более не находилось, а тишина стояла лишь потому, что сдаваться вот так сразу эти люди не привыкли.
Слишком сильно давить на них я тоже не собирался, а потому, пройдясь жестким взглядом по нахмуренным лицам, просто сменил тему. Разговор о погоде для такого разворота, понятное дело, не подошел бы, но у меня был заготовлен сюрприз.
Улыбнувшись во всю ширь, я примирительно махнул рукой:
— Ладно, не будем сейчас препираться попусту, вскоре само время нас рассудит! Лучше пойдемте, я вам одну штуковину покажу.
Сказав это, я двинулся прямо сквозь плотную толпу,