— Эй, ты чего так смотришь, будто оцениваешь? — возмутилась Вероника. — Мы девушки скромные и до свадьбы ни-ни. Лет через шесть приходи, если рожу исправишь.
— Чего через шесть?
— Лет, балбес! У нас раньше восемнадцати лет замуж нельзя.
— А у нас в шестнадцать выходили, — не сильно расстроился я. — Но это все мелочи. Давайте-ка чего-нить поедим и подумаем, как жить дальше будем. Ну, с планами определимся.
— Лишка, кухня там, — повелительно махнула графиня рукой.
— Стоять. Мы тут все временные боевые братья и сестры, поэтому у нас равноправие. Ты идешь ей помогать, а я осуществляю общее руководство. Кто против, того я познакомлю со своим лучшим другом — ремнем.
— Ты не смеешь мне приказывать!!! Я графиня Вероника Васильевна Темирязева!
— Не знаю, что значит этот титул, но я князь, сын Великого князя Новгородского, Московского, Суздальского, Псковского, Черниговского и прочее, и прочее, Мстислав Олегович Инлинг. Наследник правящего рода. Витязь-волхв, сотник Первой дружины. Тебе и дальше перечислять, или ты уже поклонишься и побежишь готовить еду?
— Граф — это высокий аристократический цикл, невежа. И почему это ты Инлинг? Ты родственник императрицы Анастасии Федоровны?
— Не знаю, будем смотреть. Времени-то много прошло.
— Точно родственник — сколько-то юродный дедушка. На тебе знаки правящего рода. А их одевать никому не позволено под страхом смертной казни. А ты их даже не одевал, тебя в них откопали.
— Ты мне зубы-то не заговаривай — марш на кухню и еду готовьте. Тысячу лет не ел.
— Ладно. Так и быть, накормлю тебя. Старость надо уважать, — махнула косой хамка.
— Эй, мне двадцать лет всего!!! — обиделся я.
— И больше тысячи, — последнее слово осталось за ней, твердо убедив меня, что мир может измениться, а вот женщины никогда. Разницы между тем, что было тогда и что сейчас, я не почувствовал.
Уселся, поерзал — удобно. Прислушался к звукам за дверью склепа — есть, но тихие. Кажется, разумных тварей среди них не осталось. А эти, потеряв наш запах, разбрелись. Это проблема, но ее можно решить и позже. Сейчас надо восстановить силы и набрать вес. А то, кажется, меня и ветер унести может. Меч, вон, вроде и не тяжелый, а плечи оттягивает. В лучшее время я им мог бы сутками махать, а тут устаю после десятка ударов.
— Ты бы в душ сходил, что ли? — опять появилась Ника.
Вот точно, делает все, чтобы не работать!
— Что это за место, название которого похоже на шипение змеи? И зачем мне туда ходить? — удивился я.
— Ну, душ, ванна и все такое.
— Сейчас мне прямо сразу стало понятней.
— Боги, какой же ты примитивный! Душ — в нем моются. А от тебя смердит.
— В баню, что ли? Так бы сразу и сказала. А то придумала тоже мне — душ, ванна. И где она у вас тут поместилась?
— Нет, я этого не выдержу. Пошли со мной, — ничуть не сомневаясь, она схватила меня за руку и потащила к одной из дверей.
— Вот это унитаз — сел на него, сделал свои дела, а потом нажимаешь вот на эту серебристую кнопочку. Тогда польется вода и все смоет. Пить из него не надо. Хотя, вы там в своем средневековье, наверное, откуда только не пили. А вот это туалетная бумага. Так в ваше время ее, наверное, не было — это вроде пергамента, вот. Им вытираешь свой зад — так понятно?
— Пергаментом зад? Да ты сдурела, малявка⁈ Он же жесткий. Да и стоит целое состояние. Ты мне еще берестой зад вытирать предложи.
— Нет, болван. Это в ваше отсталое время так и было. А теперь все по-иному. Вот пощупай, мягкая же? А вы-то небось лопухами подтирались, да крапивой всякой, — хихикнула она.
— Не, лопухами — это в походе, — я пощупал — действительно мягкая. Значит, дорогая, надо экономить. — А так просто мылись.
— Да представляю как. Небось грязными ходили.
— Эй, ты нас с печенегами-то не путай, которые гадили, не слезая с лошади. Или лыцарями всякими.
— Рыцарями?
— Лыцарями. Они по-нашему и лыка не вязали, потому лыцари. Нажрутся всякой дряни и ходят, падают. А уж говорят, так вообще с трудом. Мы вообще были очень чистоплотными, чтобы ты знала. С любого воина кольчугу-то сними, а под ней белое исподнее и тело чистое. А Лыкари эти — когда они шли, над ним мухи вились, а запах такой стоял, что за три версты… за три километра слышно было. Мы так на них засады и устраивали — по запаху находили.
— Ладно, чистоплюй ты наш. С этим разобрались — теперь смотри и восхищайся современным миром дальше. Вот это и есть душ, наверху, видишь — лейка. Из нее течет вода. Крутишь вот этот кран с синенькой вставкой — потечет холодная, а из вот этого с красной — горячая. Смешиваешь их и получаешь такую, какая нравится. Это вот мыло, мочалка. А это шампунь — он для головы. Смотри не перепутай. Полотенце на стене. Все, развлекайся, — махнув косой, эта нахалка испарилась.
— Ладно. Новый мир, новые возможности. Попробуем.
Я разделся, вещи аккуратно сложил. В них встроено плетение самоочищения, но за минувшие века сила в нем иссякла. Сейчас оно уже взяло эфир из источника — самую малость, и все стало чистым. В отличии от тела.
Встал я под лейку, крутанул этот… кран, ага. Промахнулся — хлынул кипяток. Смог не заорать. Быстро закрыл, крутанул другой — теперь ледяная!!! Смог не заорать опять. Но матом разразился — вот зачем такие сложности⁈
Покрутил-повертел — ох, как же хорошо!!! Тугие струи воды приятно массировали тело, и я решил, что останусь тут жить. Только пусть еду приносят, да девки румяные спину трут. Со скрипом признал это изобретение годным и достойным существования. Но баня все равно лучше — она и лечит, и греет, и чистит не только тело.
В общем, натерся я мочалкой так, что тело захрустело, а уж пар-то от него валил — просто на загляденье. Вышел и едва не упал, поскользнувшись на мокром камне, котором был пол вымощен — нет, современные люди себя вообще не берегут.
Я вытерся, переоделся, подвязал волосы, посмотрелся в зеркало — нет, конечно, далеко еще не красавчик. Но с нежитью меня уже точно не спутают. И пошел в народ, потому как надо тут стать своим. А без знаний это точно не получится.
Кстати, надо бы узнать у них насчет этой, как ее там… Паутины. Точно. Вроде там все есть — осталось понять, как