Но история не знает сослагательного наклонения. А то, что происходит сейчас, те маленькие крохи счастья, которые нам довелось познать с Тимкой в канун Нового года, не нужно воспринимать это всё всерьёз. И не стоит тешить себя иллюзиями, что это когда-нибудь повториться.
Макс сидит на диване в моём маленьком царстве — кухне, которая одновременно выполняла ещё несколько функций: моей спальни и рабочего кабинета. Верхняя часть от костюма самосвала расположилось вдоль стены, загораживая проход в коридор, но это было единственное место, где могла полностью уместиться кабина. Семёнов, прикрыл глаза, прислонившись к стене, будто бы на секунду провалился в дрёму. Под его глазами залегли глубокие тени, которые стали заметнее, когда Макс перестал улыбаться. Передо мной сидел уставший, но всё равно безумно красивый мужчина, который смотрелся совершенно инородно здесь на моей старой маленькой кухоньке. Мужчина, которому я когда-то подарила своё сердце и всю себя, но который даже не помнил моего имени…
— Перестаньте! На самом деле, это такая малость, — смущённо пробормотал Семёнов, распахивая свои ярко-голубые глаза и протяжно зевая в кулак. — Так, мне кажется, ещё немного и я у вас тут захраплю. Нужно успеть ещё заскочить в магазин за пельменями…
— А будете голубцы? — вырывается у меня, прежде чем я успеваю подумать об уместности этого вопроса. — Я… я сама приготовила. Там всё натуральное, фарш и вообще…
И вообще! Господи, что я несу?! Мужик и так уже сделал для нас всё, что мог. Приехал, поздравил Тимоху, поругался со стервозным продюсером, почитал на ночь сказку и помог уложить ребёнка. Ника, куда ты лезешь со своими голубцами?! Зачем навязываешься?! Надо поблагодарить судьбу за такой подарок и отпустить уже мужика домой есть свои пельмени!
— Это, наверное, не очень прилично, но знаете что? Буду! — прервал мой внутренний монолог Семёнов, расплываясь в широкой улыбке.
Скользит по мне внимательным взглядом, чуть задерживаясь на моих торчащих из-под платья голых ногах, из-за чего я тут же вспыхиваю. Потому что впервые за всё время пребывания в моей квартире этот взгляд показался мне таким оценивающим, мужским… Да, именно мужским! Потому что таким взглядом точно не смотрят на победившую в конкурсе мамочку, у которой ты должен отработать программу!
Спокойствие, Ника! Вдох выдох! Он просто обрадовался голубцам! Не придумывай себе то, чего нет!
Да с чего я вообще взяла, что могу его заинтересовать как девушка? Кого я вообще интересовала в этом плане в последние годы? У меня и во времена студенчества ухажёров было раз два и обчёлся. А про время после рождения Тимки я вообще молчу. Мать-одиночка без особо выдающихся внешних данных — не самый привлекательный вариант для современных мужчин. Да, откровенно говоря, я и сама не слишком сильно стремилась к мужскому вниманию, вместо этого полностью сосредоточившись на воспитании сына.
Оказывается, я уже отвыкла от того, как это может быть приятно — просто увидеть проблеск восхищения в глазах мужчины.
— Сейчас разогрею, — смущённо одёргиваю подол платья, на всякий случай, проверяя всё ли в порядке. Мало ли, пятно какое-нибудь посадила в самом неприглядном месте, а человеку просто неловко мне об этом сказать, а я тут себе уже нафантазировала… Заинтересованный взгляд, мужской интерес! «Меньше надо читать любовных романов, Ника!» — всплыл в моей голове голос закадычной подруги Женьки Огоньковой, которая не раз мне говорила, что до добра они меня не доведут!
Включаю чайник, достаю из холодильника контейнер с голубцами, чтобы погреть еду в микроволновке. Начинаю аккуратно расставлять на столе посуду, мысленно молясь всем богам, чтобы ничего не уронить, и чтобы Семёнов не заметил моих дрожащих от волнения рук.
— Приятного вам аппетита, — тихо говорю я, усаживаясь напротив него на стул. С замиранием сердца наблюдаю, как Макс накидывается на разогретую еду.
А вдруг не понравится...
— Спасибо. Только можно, пожалуйста, просьбу?
— Ой! Не досолила, да? Или перец нужен? — подскакиваю на месте, начиная озираться вокруг в поисках куда-то запропастившихся солонки и перечницы.
— Нет-нет! Всё безумно вкусно! Я про то, что ко мне можно просто Максим и на «ты», — улыбается Семёнов, ловко орудуя ножом и вилкой, а потом с наслаждением отправляя в рот огромный кусок голубца. — А то как-то неловко. Я пока ещё не настолько старый, чтобы мне «выкать»
— А-а, хорошо. Ко мне можно тоже на «ты» и просто Вероника… Ну или как удобнее…
— А что как-то ещё можно? — лукаво посматривает на меня Макс.
Почему-то мне кажется, что он с присущим ему чувством юмора ввернёт сейчас шуточку про «заю» или «кису», но я то имела в виду совсем другое!
— Можно Ника, или Вера, ну или Нина… — беру со стола бумажную салфетку и начинаю терзать её в руках, чтобы хоть как-то унять своё волнение. Интересно, может хоть так он меня вспомнит?
— Так, Вера как производное от Вероники ещё куда не шло, но Нина… это же вообще разные имена!
— Да меня, как только не называли… — тихо говорю я, наконец найдя в себе силы встретиться взглядом с Семёновым. Но фразу «Ты же сам меня так и называл» я всё-таки не решаюсь озвучить вслух. Она просто оседает у меня болезненным комом в горле.
Если ты тихая серая мышка, никому нет дело до того, как тебя зовут. Зачастую в академии ко мне просто обращались «эй ты», поэтому Вера или Нина было не так уж плохо. Я, конечно, пыталась первое время поправлять ребят, но довольно быстро поняла всю бессмысленность этой затеи.
В студсовете, в который меня притащила моя подруга детства — Катька Чемерис, почему-то за мной прочно закрепилось имя «Нина». Так меня очень часто называл и Семёнов. Потому что одному из самых популярных парней в академии не пристало запоминать имена каких-то там невзрачных девиц с младших курсов…
— Ну уж нет, Ника — значит, Ника, — улыбается Макс.
Кухня погружается в молчание, которое прерывало только звук вилок и ножа, стучащих об поверхность тарелки. Общих тем для беседы у нас Семёновым не было. Или просто уставший Макс в десятом часу ночи не слишком был расположен к задушевным разговорам. Замечаю, как его взгляд начинает блуждать по моей кухне, рассматривая скромный интерьер, и останавливается на рамке с фотографией, которая располагалась сзади меня на полке.
— Ого! Это же Чемерис! Катька Чемерис! — восклицает Макс, заставляя меня вздрогнуть и в ужасе распахнуть глаза. — И наша академия культуры! Погоди, так ты тоже её